Люди долга и отваги. Книга первая
Шрифт:
— Я думаю, вы сами понимаете: всем нам будет очень стыдно, я бы даже сказал позорно, если Дюваль уедет отсюда без вещей. Осознайте это и действуйте быстро…
Слушая начальника, лейтенант Завейко морщил лоб, мучительно припоминая встречу с женщиной, которая показалась ему знакомой. Когда совещание кончилось, Завейко решительно встал и пошел в уголовный розыск, чтобы посмотреть картотеку с фотографиями рецидивистов-«домушников», задержанных в Мурманске в последние годы.
…Женщину в шинели звали Зоська Чиж. В осеннюю ночь 1939 года, когда части Красной Армии освобождали Западную Белоруссию, Зоська сидела
И если бы польские чиновники не сожгли дела подследственных и заключенных, тогда бы командир нашей части мог узнать, что Зоська Чиж — давняя и опытная рецидивистка-«домушница». Не раз брали у нее отпечатки пальцев в Грудзенце и Сопоте, в Кельцах и Ченстохове, приводов у нее было предостаточно. Но так как вместо дел на каменном полу барановичского комиссариата чернела лишь большая куча раздуваемого ветром пепла да валялись повсюду никому уже не нужные резиновые дубинки, то советский командир поверил Зоське на слово. По ее рассказу выходило, что она — честная труженица и посажена за оскорбление хозяйки прачечной. Зоську отпустили, накормили гречневой кашей из походной кухни и предложили работу на Бобруйском лесопильном комбинате. Она поехала, но пилить доски ей вскоре надоело. Зоська обокрала соседок по общежитию и подалась с их вещами в Витебск. Ее задержали на витебском вокзале.
Начальник станционной милиции Репетюк внимательно выслушал историю Зоськи. Перед ним была девушка из чужого капиталистического мира, с покалеченной душой. Зоська плакала, призывала в свидетели «матку боску» и раны Иисуса Христа, жаловалась на свою разнесчастную долю и клялась, что больше никогда воровать не будет.
Человек по натуре добрый, Репетюк поверил словам Зоськи. Он отобрал у нее ворованные вещи и повел девушку к заведующему станционным рестораном Томашевскому. Начальник милиции упросил устроить Чиж официанткой. Ему казалось, что именно эта работа будет ей по душе.
Надо сказать, что официанткой Зося была отличной. Давно уже не видел ресторан станции Витебск такой обходительной, воспитанной официантки! Она быстро выбивала чеки, никогда не ворчала ни на подруг, ни, тем более, на посетителей. Неся тяжелый поднос с тарелками, она вполголоса напевала модные песенки и ловко лавировала между столиками. Зося знала, как принято раскладывать приборы: нож справа, вилка слева, а повыше, как крыша буквы «П», столовая и чайная ложки. На нее заглядывались проезжие летчики. К ней за столики садились охотнее, чем к другим официанткам, потому что знали — Зося обслужит и скорее, и лучше. Заходил иногда и сердобольный Репетюк, выручивший девушку из беды. Она сразу подбегала к нему и, отводя глаза в сторону, изображая смущение и раскаяние, спрашивала тихо:
— Что пан начальник будет кушать?
И хотя слово «пан» коробило бывшего батрака из-под Орши, Репетюк прощал официантке эту обмолвку и отшучивался:
— А что пани Зося посоветует?
— Есть шницелек по-венски и сельдь в оливе…
К ней привыкли. Верили, что она встала на верный путь. Но однажды, уже ближе к полуночи, кассирша, вернувшись из конторы, увидела, что ящик ее кассы взломан тем самым ломиком, которым шуровали уголь в титане. Вся дневная выручка исчезла. Не оказалось в ресторане и Зоськи Чиж.
Задержали ее уже под самым Ленинградом. Выпив бутылку «спотыкача», захваченную на прощание из буфета, Зоська сладко спала на полке бесплацкартного вагона, положив под голову вместо подушки завернутый в марлю пакет
Срок, определенный ей судом, она отбывала на севере, но бежала оттуда накануне войны в Мурманск и тайком поселилась у тети Дуни в «Шанхае», совершая «набеги» на квартиры капитанов дальнего плавания и рыбаков тралового флота.
В той же самой гостинице «Арктика» она начисто обворовала сонного капитана тральщика «Хариус» и с помощью тети Дуни успела довольно быстро распродать его вещи. Когда работники уголовного розыска ночью арестовали ее на квартире тети Дуни, у Зоськи нашли только деньги. Однако на очной ставке капитан тральщика опознал воровку, которая, — как выяснилось на следствии, — забрала все его вещи, документы и даже шевиотовый китель с золотыми шевронами.
Зоська Чиж получила новый срок и снова оказалась в прежнем месте заключения. Началась война, Зоська снова бежала, украв предварительно в избушке девушек-связисток одежду спящей телефонистки: сапоги, шинель, пилотку.
И вот она опять приехала в город, где ее последний раз задержала милиция.
…А сейчас ей до смерти хотелось курить. Прозвучал отбой воздушной тревоги, и прохожие заполнили улицы Мурманска. Уже спускались сумерки, смягчая резкие очертания окрестных холмов и сглаживая развалины зданий, разрушенных бомбами. На мостовой валялись сизые осколки зенитных снарядов, вырванные из стен кирпичи, раздробленные балки. Под ногами хрустело битое оконное стекло.
Девочка лет четырнадцати шагала по улице, неся в авоське пайку хлеба, соленую треску, пустую стеклянную баночку. Сверху лежали три голубоватых пачки «Беломора». Зоська заметила папиросы, и у нее заныло под ложечкой.
— Барышня, послушай! — тихо и ласково шепнула Зося, догоняя девочку.
— Что такое? — озадаченно спросила девочка, поворачивая к Зоське сосредоточенное личико под большой, должно быть отцовской, пыжиковой шапкой. Еще никто и никогда не называл ее барышней. Тем более казалось странным услышать подобное обращение от женщины в военной форме.
— Пойдем сюда, скажу два слувка! — предложила Зося, кивая на подворотню.
Удивленная девочка шагнула за ней.
Чиж быстро выдернула из-за пазухи мятый шерстяной жакет француженки и, вертя его в руках, сказала:
— Видишь, який ладный свитерок? Давай поменяемся: я тебе свитерок, а ты мне папиросы. Все. Три пачки!..
Ошеломленная девочка смотрела то на серый жакет, то на женщину в шинели. Пушистый свитер и в самом деле был очень заманчивым, но менять его на папиросы, которые к тому же принадлежали не ей, а отцу, девочка не отважилась, а только спросила:
— Откуда у вас такой жакетик?
— От дочки моей. Была у меня дочка да уехала в тыл. Давай, поменяем. Хорошо даю.
В голосе незнакомой женщины было что-то очень жалобное и настойчивое. Девочка пожалела ее. И доставая из авоськи пачку «Беломора», сказала:
— Менять я не буду. А если вам уж так хочется курить — возьмите…
— Спасибо тебе, барышня, — сказала Зоська и, засовывая одной рукой жакет за пазуху, другой поднесла пачку к зубам и нервно надорвала ее.
Сотрудник милиции Поляков вышел после совещания у Фартушного на главный проспект Мурманска в удрученном состоянии. Удастся ли ему по горячим следам найти вора? Навстречу ему шли моряки с автоматами, пехотинцы, бежали сандружинницы в ватниках, медицинские сестры и монтеры электросети с крючьями за спиной. Поляков чувствовал свою беспомощность, и ему было стыдно смотреть им в глаза.