Люди и боги
Шрифт:
Джоакину не нравилось все это… Но и нравилось тоже. Плохо воину опускаться до тюремщика, тем более — воину с Перстом. Плохо — держать женщину в клетке, даже такую. А хорошо то, что наступит миг… Рано или поздно она дрогнет. Сломается, струсит. Заговорит не дерзко, а вежливо и льстиво. Приятно будет услышать это.
А не низко ли? Воину Праотца Вильгельма — ждать мига, когда девица струсит?
Нет. Низко было бы, если б только ради этого Джо ее стерег. Но причина иная. Иона — действительно опасна. Лорд Мартин прав: она многих сумеет запугать или купить. Многих — но не Джоакина!
— Слушай, —
— А вахту кто будет нести?
— Поставим пару солдат, ночью другая сменит. Главное: у этих солдат не будет ключа. Они не смогут войти, она их не одурачит, не заморочит. Если дверь отворяется — рядом ты или я. Усек, ну?
Джоакин поразмыслил еще вдох. В глубине души он почти уже согласился, но одно оговорить следовало.
— Лорд Мартин, имею одну просьбу. Пообещайте, что не подойдете к ее клетке в мое отсутствие.
— Почему это?
— Она опасна. Может…
— Что может? Справиться со мной?!
В один миг глаза Мартина налились злобой.
— Ты свихнулся, солдат! Я, по-твоему, девку не сделаю?!
Джоакин склонил голову:
— Боюсь, что сделаете, милорд. Прихлопнете ее сгоряча, она же любого взбесит. А живая она полезнее, чем труп.
Гнев лорда Мартина сменился удивлением.
— Думаешь, я могу случайно?.. Мало меня знаешь, солдатик. Я хорошо умею. Долго могу… и никто не умрет, пока я не захочу.
— Тем не менее, милорд, без меня лучше не рискуйте.
Тогда лорд Мартин рассмеялся:
— Так вот ты чего!.. Боишься, я ее расколю без тебя! Хочешь сам увидеть!
— Вы неверно поняли…
Уходя, Мартин весело хлопнул его по плечу:
— Молодчага!
* * *
Следующим днем над Уэймаром сгустились тучи.
Снова пожаловали в замок бургомистр и шериф — на сей раз вдвоем, без старейшин. Добившись приема у графа, они вручили ему пакет: ленточку голубиной почты и листок с расшифровкой крупными буквами. Говорилось в письме следующее:
«Жители Уэймара, ваш лорд — злодей, я иду за его головой. Уничтожу каждого, кто встанет на пути. Если вам дорога жизнь, уходите из города. Герцог Эрвин С.Д. Ориджин».
Бургомистр и шериф спросили у графа совета: как поступить? Шейланд резонно ответил: сожгите к чертям это письмо и не давайте огласки, паника нам ни к чему. Бургомистр покраснел и сказал: боимся, милорд, уже нет возможности поступить таким образом. Письмо-то пришло в голубятню при ратуше, и птичник, как полагается, вскрыл его да переписал. До вечера он перескажет новость всем, кого знает. «Так арестуйте его!» — вскричал граф. С этою целью немедленно послали солдат из замка. Они нашли птичника в трактире. Тот вещал с выпученными от ужаса глазами, человек двадцать его слушали. Весть разлетелась, обратно не вернешь.
Что особенно скверно, у каждых городских ворот вскоре выстроилась цепочка людей с котомками. Видимо, немало мещан уже и сами подумывали сбежать, а письмо герцога окончательно убедило их. Как назло, стояло лето, сияло солнце. Выжить вне городских стен не представляло трудности: спать можешь на стогу, харчи купишь в любой деревне.
— Проклятые крысы! — разгневался граф и приказал запереть все ворота.
Бургомистр сказал, что это больно ударит по торговле. Граф ответил: плевать! Шериф сказал: плохое это дело, никогда прежде Уэймар не запирал ворота перед собственными жителями. Мещане обидятся, может статься бунт. Шейланд фыркнул: так задавите! Зря, что ли, городская стража! Шериф возразил: у стражников тоже не лучший настрой, прикажи им бить своих — и может статься беда.
Граф отдал приказы барону Доркастеру и Перкинсу. Городские ворота были закрыты, очереди беглецов — разогнаны по домам. А чтобы мещане не смели возмущаться, улицы прочесывали воины Доркастера и головорезы, нанятые Перкинсом. Им велено было пресекать любую болтовню, разгонять многолюдные собрания, а также наказывать всякого, кто попадется на улице с излишком вещей.
Но без потерь не обошлось. Пока граф наводил порядки в городе, гарнизон замка прослышал о грозном письме. Само по себе оно не смутило солдат: и так было ясно, что Ориджин начнет войну. Но лекарь передал людям первые слова Ионы: «Город проклят. Умрет каждый, кто здесь останется». Это звучало эхом герцогской угрозы. Брат и сестра мистическим образом прочли мысли друг друга. Мало того: никто из них даже не заикнулся о выкупе заложницы. Ориджины не ведали страха, ими правил чистый беспощадный гнев.
Трое лучников ночью слезли со стены по веревкам и бежали из замка. Правда, лишь один сумел скрыться, а двух поймали солдаты барона Доркастера. Назавтра их головы увенчали собою столбы — те самые, на которых гнили трупы кайров.
Однако Джоакин Ив Ханна не испытывал печали. Та красная жидкость из пузырька заронила в его душу семя, из которого теперь росло нечто — крепкое, сильное, могучее. Его наполняла вера в себя — прочная, как клинок, нерушимая, словно камень. Теперь Джо знал: что бы ни случилось, он легко преодолеет все. На его стороне — и правда, и божественная сила. Никто не сможет сбить его с ног!
Джоакин воспрянул духом, подобно моряку, что было сбился с курса, но вдруг увидел яркий свет маяка. Те события, что тревожили иных обитателей замка, дарили путевцу лишь радость и азарт. Бегство лучников подчеркивало храбрость Джоакина, ведь он даже не помышлял об отступлении. Запертые ворота города говорили: будет штурм — и Джоакин сможет убить множество кайров с помощью Перста. А письмо герцога Ориджина означало лишь одно: сюда прибудет огромное войско — и победа над ним войдет в легенды!
Но вот что горько: не с кем было разделить переполнявшие его чувства. Не хватало друга. Гарри Хог понял бы, ведь сам носил Перст. Но Гарри мертв, а Айви почему-то запирается, стоит только завести речь о Предмете, а с остальными в замке Джо едва знаком. Большинство графских солдат не внушали ему уважения, поскольку сильно уступали в боевом искусстве. Мастер Сайрус располагал к себе, но вечно заводил речь о похоронах — и тем напоминал о смерти друга. Словом, Джоакин страдал от одиночества, и в поисках собеседника все чаще обращал взгляд на одного человека.