Люди и птицы
Шрифт:
Всех этих чтений на лбу Таня не застала. Первую половину детства, до школы, она прожила вдали от родителей, у деда и бабки в южном провинциальном городе с белыми мазаными домишками, кривыми яблонями и курами. Родители не справлялись с двойней: они работали и писали кандидатские. Разлучить близнецов им показалось возможным, поскольку те до странности различались характерами и, казалось, не были особенно близки. Лиза в год начала разговаривать; Таня молчала чуть ли не до пяти. Когда мама с ужасом вспоминала об этом, Таня лишь пожимала плечами. Она прекрасно помнила это время. Молчала она потому, что ей нечего было сказать. Когда она все же
– Может, все-таки поешь? – осведомилась мама. – Ты совсем позеленела от своих бесконечных соленых огурцов!
– Так кажется только неинформированным людям, – парировала Таня. – Специально для вас сообщаю, что я также ем картофельное пюре и тосты с кабачковой икрой.
– А у нас в сковородке куриные котлетки… – Мама стыдливо хихикнула. – Но для тебя есть еще жареная рыба, в холодильнике.
Таня поморщилась. Зачем было говорить про котлетки?
– Я лучше попью чаю с вареньем, если ты не против.
– Тогда поставь чайник… Как это можно – сладкое на голодный желудок?!
Таня взяла чайник и подошла к мойке налить воды. Лизу всегда тошнило от сладкого перед едой, так как мама с детства внушала ей, что от сладкого перед едой тошнит.
В этот момент Лиза дула на ногти. А в следующий она заявила, как будто продолжала разговор:
– Катька вот сделала себе прическу за восемь тысяч. Прикинь! У Шевчука…
Когда Таня полезла в хлебницу за батоном, мысль Лизы получила неожиданное развитие:
– А Ленка работает в автосалоне, и самая дешевая иномарка у них стоит три миллиона. Прикинь, какие там дядьки ходят!
Обращено это было к маме, но прикинула Таня. И ужаснулась.
Потом они вместе пили чай, и это было похоже на семью. Мама и Лиза подтрунивали над Таней, глядя, как она намазывает белый хлеб сливочным маслом и кладет сверху варенье. Лиза блюла фигуру и чай пила с сырым яблоком, нарезанным на маленькие кусочки. Этот яблоко-чай был глупым и одновременно трогательным. Тане в какой-то момент даже захотелось протянуть руку и погладить сестру по щеке.
Но тут произошла следующая вещь. Так уже бывало не раз, поэтому ничего сверхъестественного видеть в этом не следует. В памяти у Тани всплыла как бы Лиза в целом. Лиза в целом представляла собой Лизу плюс ее давнишний поступок, который по всем кармическим завязкам должен был висеть над ней постоянно, неотступно следовать серой тенью и в конце концов взорваться чем-то страшным.
Вообще, с Лизой были связаны различные странные вещи. Иногда Таня думала, что ее на самом деле нет, а есть только Лиза. Или не так. На самом деле она – это Лиза. Их не двое, а одна. И получалось, что у Тани над головой сейчас висит сизое облачко, в котором все про нее записано. В то время как она ест яблоко с чаем, красит ногти и несет чушь.
Таня застыла. Капля варенья свесилась с края стола и опустилась на серую юбку. К счастью, в замке заскрежетал ключ, и в коридор ввалился младший брат.
У него был рот до ушей, в ушах наушники, а в глазах черти. Он явно выпил.
– Хай! – крикнул Макс. С трудом балансируя, развязал
Она оперлась на стену в прихожей и надевала обувь. Мама, укоризненно поджав губы, стояла рядом и выражала всем своим видом: ну и дочь. Вот расти такую, расти… Неблагодарную.
Скукоженные зимние ботинки в углу. Один накренился, как будто невидимая дама подвернула ногу.
– Как Зоя? – спросила Таня, чтобы не упасть под тяжестью маминых мыслей. Зоя была лучшей маминой подругой.
Мама оживилась и разинула глаза:
– К ней наконец-то переехал Сережа! Представь, он ее все-таки добился. Два года! Вот это терпение. Но, ты знаешь, она на это на все очень скептически смотрит.
– Почему?
– Ну как… Он же почти на двадцать лет ее младше… Он старше Сашки всего на три года! Отчим! Представляю себе!
Она вздернула нос.
– Ну и что… – Таня застегивалась. – Подумаешь. Он же ее любит. Сама говоришь – терпение.
Мама смерила ее снисходительным взглядом: мол, ничего-то ты не понимаешь в мужчинах.
– Ну представь, молодой мужик. Ему захочется своих детей. А у нее внуки пойдут вот-вот! Ну, или если считать ту девочку, то уже давно пошли. И потом, сейчас ей пятьдесят шесть. Через десять лет он будет таким же молодым мужиком, а она станет старухой! Любовь любовью, а тело… Тут ничего не попишешь. Надо было заранее, как Джейн Фонда, с младых ногтей зарядку делать.
Таня вздохнула:
– Мам, ты преувеличиваешь.
Тут вмешалась Лиза, окутанная сигаретным дымом:
– Нет, ну вот ты представь, наша маман сейчас с молодым чуваком стала бы встречаться. И как бы ты реагировала? Каково Сашке, ты думаешь?
Таня фыркнула. Мама насторожилась и подозрительно на нее посмотрела:
– Ты что, думаешь, я не могу влюбиться?
Открывая дверь, Таня попятилась и крикнула:
– Макс, пока!
Нечто невнятное из комнаты.
– Нет, скажи, ты считаешь, что я не могу влюбиться? – наседала мама. – Вот возьму и влюблюсь!
Она стала угрожающе размахивать руками.
– Умоляю, не надо. А то у меня будет нервный срыв… Всем пока, папе привет.
И Таня ринулась вниз по лестнице.
Забрать туфли из ремонта она не успела. Чтобы не пустить остаток вечера коту под хвост, Таня решила сделать что-нибудь для себя. Что-нибудь просто приятное. И хотя денег у нее почти не осталось, а надежда устроиться на работу лопнула в воздухе с пшиком, она отправилась в кино.
Там давали французский ромком – как раз то, что надо. Для души, которая пела сейчас что-то вроде The Time of My Life, а не обычное тревожное трень-трень. Ведь сегодня она встретила Вову, который почему-то ей заинтересовался… Этому пока находилось единственное объяснение: он был странным. Таня не допускала мысли, что может понравиться обычному, нормальному мужчине. О, она очень хорошо знала, какие женщины привлекают мужчин. Уверенные в себе, с пушистыми ресницами и нежным взглядом, за которым, если присмотреться, скрывается нержавеющая сталь. Те, кто, проходя мимо зеркала, смотрят в него, будто в лицо противника, а потом с сосредоточенным видом прижимают друг к другу губы, чтобы распределить помаду. Одним словом, не Таня.