Люди и птицы

Сачкова Светлана

Неистовая, пылкая Таня. Она очень жалела о том, что не могла сказать всего этого вслух. Только внутри головы она могла говорить с кем угодно о чем угодно.

От обиды за Митю на глазах у нее выступили слезы, а в горле стало сухо – как будто вся нужная влага решила в этот момент вытечь наружу. Стараясь убедить себя в том, что от мерзавцев ребенка не убережешь и пускай наращивает толстую кожу или даже панцирь, она стала переходить дорогу. И тут перед светофором

случилась авария: черный пассат поцеловался с зеленой альфа ромео. Посыпался пластик разбитой фары; прохожие начали замедлять шаг и смотреть, что будет. Почти против собственной воли Таня тоже затормозила.

Из пассата вышел здоровенный пузатый мужик в синем свитере и черных брюках. Его круглый череп был пострижен коротким ежиком, а бесцветные глаза смотрели недобро. Мужик сунул руки в карманы и стал покачиваться с пятки на носок, дожидаясь, пока из альфа ромео вылезет водитель. Однако тот почему-то медлил и выходить не торопился. Тогда пузатый не вытерпел и крикнул:

– Ну выползай, выползай!

Вскоре дверь альфа ромео открылась и оттуда вынырнул небольшой человек. Он был неопределенной наружности, черноглаз и черноволос. Если он и трусил, то, во всяком случае, старался не подавать виду. Человек поозирался по сторонам с нагленьким выражением лица и плюнул прямо под ноги водителю пассата, как бы говоря: «Я крутой, а ты чмо». Более того, он вдруг начал разговаривать по телефону через висящий на ухе блютус. Из-за этого устройства он походил на тощего кота, которому мальчишки для смеха прилепили на голову железяку:

– Севик, привет. Я задержусь, ага… Да тут на дороге поцеловался с одним, бл… Ага. Да не-е… Не гони, не гони, Севик, все нормально. Не надо разбираться, тут делов-то… Скоро буду, ага.

Все это время водитель пассата играл желваками. Увидев, что разговор окончен, он произнес, по-прежнему держа руки в карманах:

– Ну че, поговорил? Молодец.

Мелкий обернулся, смерил оппонента взглядом и, совершенно не смутившись, заявил:

– Ну.

От подобной дерзости здоровый даже немного оторопел:

– Слышь, ты не нукай. Ты в курсе, что у меня главная дорога?

– В курсе. Я всех пропустил, кто был близко. А ты в курсе, что тут допустимая скорость сорок кэмэ? А ты сколько шел? Восемьдесят?

Мелкий слегка подпрыгнул и заулыбался ехидно.

Пузатый помедлил и выговорил, словно бы удивляясь:

– Ну ты бо-орзый… Тебе че, бль… удостоверение показать?

– Удостоверение? Да я те сам могу показать.

Некоторое время водители пострадавших автомобилей еще угрожали друг другу

удостоверениями. Скорее всего, мифическими, так как ни тот, ни другой их в итоге не достали. Кончилось все тем, что оба разошлись по машинам, чтобы дождаться приезда ГИБДД, но продолжали перебранку. И кричали уже из-за полуприкрытых дверей:

– Че?! Че ты сказал?!

У обоих на ветровых стеклах имелись иконки. Видимо, они были не очень уверены в собственных силах и договаривались с небесными покровителями при помощи оберегов. Портреты святых были тоже своего рода удостоверениями: они удостоверяли, что сидящий в автомобиле контролируется некоей вышестоящей инстанцией. Эти люди не были приучены отвечать за себя. Таня пошла домой, и только самые стойкие из зевак остались смотреть спектакль до конца, все еще надеясь на драку.

Авария дочь мента. Авария дочь минтая. Минтай дитя солнца и моря. Amore, ну ладно – sorry. Происшествие сын барабули. Барабуля судьба бабули. Марк Судак – продюсер Мэрайи Кэри. Закрывайте скорее двери. Пора перестать покупать таблоиды. Москву переполнили гуманоиды.

Время, эта трудноосязаемая субстанция, имеет свойство меняться самым причудливым образом. Поскольку, согласно открытому Эйнштейном закону, оно относительно. Но Тане не требовалось перевозить будильник на Марс со скоростью, равной скорости света, чтобы открыть свой собственный очень похожий закон. Время, проведенное ею отдельно от Вовы, не течет и не тянется – оно просто стоит на месте. Или даже откатывается назад, если это вообще возможно. Время между полученной эсэмэской от Вовы и встречей с ним двигается со скоростью, равной недвусмысленности его сообщения. А время во время встречи течет так стремительно, как будто бы проливается в невидимые прорехи в пространстве.

Сейчас, когда свидание с Вовой даже не предвиделось, время застывало на месте, превращалось в желе, и Таня двигалась в нем медленно-медленно, как залипшая муха.

Она ела кабачковую икру, рассматривая разводы краски на оконной раме. Это окно было многократно ошкурено и перекрашено Таней, но так и не приобрело желаемого облика. Оно все равно оставалось жалким. Таня пыталась себя успокоить: мол, это особая эстетика. Некоторые специально не шпаклюют стены, а красят бетонные плиты, сохраняя все неровности и дефекты – таким образом создается интересная поверхность… Но это объяснение ее не утешало. Может быть, разгадка заключалась в слове «специально», означающем сознательный выбор?

Конец ознакомительного фрагмента.