Люди и птицы
Шрифт:
– Ты не представляешь себе, как трудно иметь близнеца. Обычному человеку этого не понять. Вот… ну представь, что у тебя был бы двойник. Клон. Все ведь привыкли считать себя уникальными. А тут – еще один ты, точно такой же. Как думаешь, что происходит с самооценкой? Более того, этот двойник как бы все время напоминает тебе о том, чего ты мог бы добиться. Обычный человек всегда найдет оправдание: я не мог поступить иначе, обстоятельства были против меня… А тут – твой двойник, в точно таких обстоятельствах, но он во всех отношениях лучше. И у тебя нет оправданий.
Вова задумался,
Переварив услышанное, Вова сказал:
– А может, ты просто эгоистка или завистливая? Не хочешь найти в этой ситуации положительную сторону?
У Тани больно забилось сердце.
– Ладно, я так… – он похлопал ее по ноге: плек-плек-плек. – Не дуйся.
Таня не умела смотреть так, как он. Прямо, открыто. Проникающим, колюще-режущим взглядом.
Потом они стали есть дыню в постели.
Вова принес ее мытую, завернутую в полотенце. Нарезал на блюде. Они ели большими кусками и целовались дынными ртами, едва успев прожевать. Вова стащил с Тани полотенце, и сок потек ей на грудь. Он медленно стирал его пальцем и слизывал. Ее нога была рядом с ним, и Вова рассматривал ее пальцы. Нажимал на них, как на кнопки. Таня рассказывала обо встрече с Наташей. Закончила она восклицанием:
– И такие люди еще говорят, что я странная!
Она, конечно, ожидала поддержки. Но Вова только пожал плечами:
– Ты действительно странная.
Таня опешила:
– Секундочку. Ты считаешь, это нормально – врать человеку, да еще так пошло и очевидно?! Все эти «а я ему говорю: ну что, брат Пушкин»… Это такое стародавнее клише… Ну какой смысл? Все равно я рано или поздно узнаю, что Толстая не дарила ей кофеварку!
– Люди таких профессий должны быть яркими. Уметь создать атмосферу, увлечь слушателя… Это и не рассчитано на долгосрочный эффект – так, минутное впечатление. Ты же повелась. Хоть на час…
– Да, но какой смысл? Если б это был последний час моей или ее жизни, то да… а так?
Уф-ф. Вова вздохнул, будто терпеливый учитель.
– Ну что, ты никогда не приукрашивала какие-нибудь свои подвиги? Хоть чуть-чуть? А такие, как она – вообще нарциссы. Им нужно восхищение… Поэтому они и выбирают такие профессии.
– Хорошо, я могу понять, когда чуть-чуть преувеличивают. Но зачем выдумывать все подряд и в таких масштабах, я не понимаю… Если бы кто-то восхищался моими несуществующими достоинствами, мне бы это не доставило ровно никакого удовольствия. Я хочу, чтобы ценили только то, что есть у меня на самом деле. Пусть немногое, но мое.
– А это гордыня, – сказал Вова и посмотрел на нее так, что Таня тут же решила: ей почудилось, что он так посмотрел. Такого просто не могло быть. Параноидальные фантазии, как обычно.
Потом он встал и начал расхаживать голым по комнате, брать в руки и рассматривать
– Я думаю, почему она сказала про кофеварку? Она ведь могла сказать что угодно: вон ту книгу, вон тот кактус… Толстая не подарила бы кофеварку.
– Да? – Вова обернулся и снова был тем же Вовой, с которым они десять минут назад ели дыню. Он улыбался, и в его улыбке была вся их будущая совместная жизнь. – Ты, наверное, из тех, кому сложно делать подарки.
– Почему? Мне кажется, наоборот.
Вова посмотрел заинтересованно:
– Что ты любишь, чтобы тебе дарили?
Таня задумалась.
– Для меня значимый подарок… от тебя, например… был бы не вещью. А, скажем, если б ты решил одарить меня избеганием-смотреть-на-меня-по-утрам, когда мы просыпаемся вместе. Пока я не пойду в ванную и не приведу себя в порядок…
Вова замер. Затем он поставил обратно на полку железного петуха и сказал:
– Это намек на то, что мне лучше не ночевать у тебя?
– Ты что, – изумилась Таня. – Я вовсе не это имела в виду… я…
Но он уже начал собираться. Он ничего не понял.
Когда Вова ушел, Таня собрала простыню и наволочки, перепачканные дынным соком, и понесла их в ванную. У нее самой были липкие руки и ноги. Она залезла в ванну и стала отворачивать кран, но там не оказалось горячей воды, и Таню облило ледяной струей. Дрожа, она выскочила и кинулась в комнату. Села перед телевизором и завернулась в одеяло.
Она смотрела передачу об истории кетчупа, когда ее посетил приступ вселенского стыда. Такого, что если б она сейчас шла по улице, то бросилась бы бежать куда глаза глядят… А так она просто закрыла лицо руками. Ей было стыдно быть Таней.
Глава 6
Положите на все с прибором, или Сокровища флибустьеров
В день рождения жены Саша подарил ей денег. Или что-то из одежды – это как посмотреть. То есть он просто сказал: «Купи себе шмотку, от меня». И чмокнул ее в холодную щеку, даже не надеясь, что ядовитая супруга превратится в принцессу. Вечером им предстоял ритуальный поход в ресторан с ее родственниками, и Саша, вздохнув, отправился стричься.
Влада он застал в мрачном расположении духа. Тот молча кромсал вокруг Сашиных ушей и не поднимал глаз от его затылка. Наконец Саша не выдержал:
– У тебя все нормально?
Парикмахер насупился:
– Да задолбало все.
В эти два с половиной слова он уложил всю сложную проблематику человеческой жизни.
Его смена заканчивалась как раз после Саши. Они вместе вышли на улицу; было холодно и промозгло. Ветер набрасывался на людей, как собака, вцеплялся зубами в полы плащей и остервенело крутил их, пытаясь изорвать в клочья. Тучи над головой набухли темно-синим и загудели. Саша поднял воротник; Влад надел капюшон и стал похож на маленького грустного рэпера откуда-нибудь из Бронкса.