ЛЮДИ КРОВИ
Шрифт:
– Записка? – говорю я.
Сантос ежится, смотрит в пол.
– Я хотел бы извиниться перед вами обоими…
Ноги Кейси Мортон отказывают. Она плюхается на пол и сидит, как безвольная кукла, с открытыми глазами.
– Кейси! – кричит Сантос, опускается перед ней на колени, заглядывает ей в глаза. Она тупо кивает, глядя прямо перед собой.
Он поворачивается ко мне и гневно вопрошает:
– Какого черта?
И тут же валится на бок. Я жду, пока кто-нибудь из них пошевелится, вымолвит хоть слово, но понимаю, что не дождусь этого.
– И что теперь? – беззвучно спрашиваю я Элизабет.
Она с улыбкой
– Мы оставим их у себя.
Я трясу головой и отстраняюсь. Насколько лучше было бы просто дать им утонуть, умереть своей смертью! Жаль, что я не поговорил с Элизабет до того, как помчался спасать их.
– Оставим у себя? Зачем?
– Для малыша, – отвечает она, берет мою руку и кладет ее себе на живот. – Когда я рожу, нам с ребенком потребуется много свежего мяса. Все равно эти двое погибли бы. Мы можем держать их в подземелье. У нас еще есть время подкормить женщину. Наконец, мы можем использовать их в качестве слуг, пока мне не придет время рожать.
– Еще несколько месяцев… – говорю я, и, глядя на нее, вижу ее округлившийся живот, набухшие груди… – Ты ведь родишь не раньше мая, – наверное, я так успокаиваю себя, убеждаю, что осталось еще много времени до того момента, как мы примем на себя такую ответственность.
– А пока мне нужен кто-нибудь, кто будет помогать в саду…
– Я мог бы помочь тебе.
– Как будто у тебя других дел мало! – отвечает
она. – Я вовсе не хочу утруждать тебя.
Элизабет смотрит на Сантоса и Мортон, которые напоминают манекенов, случайно забытых рассеянным портным у камина. Она удовлетворенно улыбается:
– У нас теперь есть они.
23
Отец рассказывал мне, что при постройке дома он очень старался, чтобы стены плохо проводили звук.
«Особенно это касается подвала,- говорил он. – Знаешь ли, шумные пленники всегда выводили меня из терпения. Иногда, должен признаться, я приканчивал их раньше, чем предполагалось, именно потому, что хотел наконец обрести покой. Ты не представляешь, как это ужасно – часами слушать человеческие стоны и рыдания!»
Благодаря предусмотрительности отца на следующее утро мы с Элизабет просыпаемся поздно. Нас не тревожат шумы из подвала. Я, как всегда, открываю глаза первым. Оставив свою беременную жену досматривать сны, я выхожу из спальни, иду к винтовой лестнице, и только там до меня доносятся приглушенные звуки снизу.
Обрадовавшись, что действие вина кончилось, я спускаюсь по лестнице поинтересоваться, как чувствуют себя наши гости. Шумы становятся громче, явственнее. Кейси Мортон всхлипывает и стонет. Когда я дохожу до нижней ступеньки, она перестает плакать. Я стою в темноте, невидимый, и слушаю шорохи и металлический лязг цепей. Хорхе Сантос бормочет:
– Кейси, дорогая, успокойся… Мы выберемся.
В ответ она издает вопль, такой громкий, что я вздрагиваю. Потом она снова принимается стонать, не обращая внимания на увещевания Сантоса. Она кричит все громче и громче. Чтобы предотвратить новое крещендо, я щелкаю выключателем – и яркий свет стирает все тени, проникает в каждую щелку между железными дверьми. Кейси подносит руки в наручниках к лицу, чтобы защитить глаза, корчится на своей койке и воет.
Я наконец показываюсь своим пленникам. Хорхе Сантос, все еще в черном дождевике, сидит на койке и часто моргает
Кейси застывает, уставившись на меня и часто-часто дыша, подобно обезумевшему животному. Ее светлые волосы спутаны, она вся в ссадинах, царапинах, синяках. На ее черном дождевике местами запеклась кровь. Сквозь дыры просвечивает белая кожа, покрытая кровоподтеками, а кое-где и настоящими ранами.
Страх, решаю я, скорее приведет ее в чувство, чем уговоры. Я почти рычу:
– Кейси, я держу свору диких псов. Вы помните, как они лаяли на вашу яхту, когда вы с Хорхе подплывали слишком близко к острову?
Она испуганно кивает.
– Если вы сейчас же не успокоитесь, я буду вынужден запустить в вашу камеру парочку собак.
Вы меня поняли?
Она опять кивает, глядя в пол.
Я перехожу к решетке перед камерой Хорхе.
– Думаю, ваша подруга скоро успокоится.
– А, это вы, прекрасный принц? – едко спрашивает он, рассматривая свои цепи.- С Марией вы сделали то же самое? Вы притащили ее сюда и держали на цепи, пока не убили?
– Нет,- отвечаю я, с трудом подавляя желание рассказать ему, как я сожалею о смерти его сестры, объяснить, что это был несчастный случай. – Я никуда ее не притаскивал. Здесь ее не было.
– Что ж, возможно, – пожимает плечами Сантос. – Пожалуй, теперь вам нет смысла врать, – он пристально смотрит мне в глаза. – Но теперь ни за что не поверю, что вы не знаете, что с ней произошло.
У него такой же разрез и цвет глаз, как у Марии. Он слишком похож на нее. Смерть этой девушки все еще волнует меня – и это страшно раздражает. Досадно, что Элизабет подстроила все так, что теперь о ней мне будут напоминать постоянно. Лучше бы они погибли. Я отвожу глаза
И Сантос тоже раздражает меня своим невозмутимым, почти издевательским видом. Ведет себя так, как будто в поединке со мной победителем вышел он.
– Я заметил, что вы не стали отрицать, что убили ее, – говорит Сантос.
Я вздыхаю и качаю головой:
– Нет, я не сказал, что не убивал ее. Но я не сказал и обратного. Не думаю, что разговоры о Марии теперь имеют смысл для кого-нибудь из нас, -произношу я с угрозой. Кажется, пришла пора дать ему понять, что его дальнейшая судьба в моих руках. – Вам, во всяком случае, от них лучше не будет…
– Возможно, – отвечает Сантос, не давая себя запугать, – но нельзя сбрасывать со счетов, что ваша милая молодая жена пыталась отравить меня и мою подругу. И еще, – он поднимает руки, демонстрируя мне наручники с цепями, – я испытываю некоторые неудобства, будучи прикованным к койке. – Сантос замолкает и задумчиво смотрит в сторону, как будто обдумывая что-то. Потом энергично кивает головой. – Вообще-то, я уже принял решение. Я убью вас обоих.