Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах
Шрифт:
«Самое трудное заключается в том, – сказал Дьявол, – что здесь есть люди, совершившие деяния, которые международное сообщество сочло бы незаконными… Они заседают в советах директоров, имеют высокий статус и выглядят как государственные мужи».
Каймановы острова хвастают своими законами, позволяющими досконально знать своих клиентов. Эти законы весьма жестки, но только на бумаге. В реальности дело обстоит так же, как в рассказе Бет Кролл о принятой на Багамах системе – если клиент входит в избранный круг и пользуется доверием других членов этого круга, все правовые нормы отпадают. Дьявол рассказывал: «Допустим, у меня нет связей [в каким-то учреждении], и тогда в этой фирме захотят узнать обо мне все, включая размеры моего белья. Но если у вас установились прочные отношения с каким-нибудь банком, правила перестанут иметь к вам какое-либо отношение. Если у вас есть репутация зажиточного, почтенного господина, доверие к вам не подвергается сомнению». Слова Дьявола напомнили мне о внутреннем меморандуме Riggs Bank, в 2004 году раскрытом американским постоянным подкомитетом сената США по расследованиям: «Клиент – частная инвестиционная компания,
Впоследствии я пересказал все услышанное от Дьявола и Бет Кролл одному бухгалтеру, когда-то работавшему на Каймановых островах. Когда я упомянул о замечании Дьявола о том, что мне придется разделить судьбу Салмана Рушди, мой собеседник интенсивно закивал головой: «Да, да, да, этим шутить нельзя. Серьезное отношение к таким угрозам – вовсе не проявление наивности. Если что-то пойдет не так, вы первым отправитесь в тюрьму». Он рассказал о нескольких загадочных смертях в офшорах, в том числе о смерти швейцарского банкира Фредерика Бизе, тело которого в 2008 году нашли в багажнике горящей машины в городке Гранд-Бей на Каймановых островах. На голове убитого обнаружили травмы, нанесенные тупым предметом.
Мой собеседник, ранее работавший и управляющим хедж-фонда, и банковским сотрудником, отвечавшим за соблюдение законодательства, и главным бухгалтером, поведал о том, как он мало-помалу стал понимать, что происходит.
Я начал чувствовать неладное через три или четыре года после своего приезда на Каймановы острова. Мы делали проводки по счетам, которые были довольно сомнительными. Из разных источников поступает информация, она потом складывается в определенную картину, но задавать вопросы нельзя. Даже если у вас есть вполне определенные указания на незаконный характер сделок, вам следует хранить молчание. Я заговорил, и в результате на заседаниях мне стали предоставлять все меньше информации. Информация – то, что вынесено за рамки формальных обсуждений, но известно всем участникам обсуждений. Я чувствовал, что превращаюсь в персонажа какой-то странной пьесы.
Он попал под подозрение. Его стали перегружать работой: за год у него было 1200 часов переработки, и за это время ему не предоставили никакой компенсации. Генеральный директор сказал: «Это часть твоих обязанностей».
За два года мы сменили 40–50 % персонала. Людей, по каким-либо причинам не вписывавшихся в систему, выставляли прочь. Задайте вопрос – и вас моментально уволят или будут заваливать работой так, что вы уволитесь сами. Все это делается неочевидным образом: вас не станут вызывать на заседания и говорить: «Перестаньте задавать вопросы». Ведь там работают очень одаренные, хорошо образованные люди. У них свой собственный, особый способ общения. Учишься читать между строк. Никто вам не скажет: «Я тебе угрожаю». Там говорят: «Этот человек не встраивается в общую картину». Я долго работал в этом бизнесе и знаю, что при этом имеют в виду.
Чтобы оставаться на Каймановых островах, необходимо разрешение на работу. Любой иностранец, создающий проблему, будь то сотрудник полиции, юрист, сотрудник органов регулирования или аудитор, может быть лишен разрешения Советом защиты Каймановых островов – органом, выдающим разрешения. Иностранцы на Каймановых островах болезненно ощущают свою уязвимость.
Большинство людей, работающих в офшорах, видят лишь фрагменты общей картины и потому не понимают, что происходит.
Например, если есть траст, учрежденный на Каймановых островах, и портфель ценных бумаг в Швейцарии, на Каймановых островах вам предоставят очень мало информации. Вы не будете знать, почему происходит то, что происходит. Люди, совершающие преступления, – те же люди, которые учредили траст или целевую компанию. Нередко они находятся в Нью-Йорке или Лондоне. Сотрудники – в основном честные люди, старающиеся как можно лучше выполнять свои обязанности. Всю правду знает юрист, или генеральный директор, или старший управляющий.
Если вы сообщаете о непорядках и при этом остаетесь на острове, вам не предоставляют никакой защиты, обычно положенной свидетелям. Это обычная в офшорных центрах практика. Если вы выскажетесь в одном месте, сеть офшорных отношений позаботиться о том, чтобы вы никогда больше не получили работу. Это самоубийство в физическом и экономическом отношении. Найти защиту просто невозможно.
Такие вещи мне рассказывал бывший бухгалтер. Когда он закончил, то в ярости ударил кулаком о ладонь: «Читали “Фирму” Джона Гришэма? Так вот, на самом деле все еще хуже. Дело не в одних юристах. Дело в политической среде в целом».
Перед поездкой на Каймановы острова в 2009 году я связался с властями островов и попросил об интервью, сообщив им, что работал на международное агентство Tax Justice Network – общественную организацию экспертов, энергично критикующих офшоры вроде Каймановых островов. Когда я прибыл туда, представитель местной администрации Тед Бравакис заявил, что со мной «никто не желает иметь дела», и добавил: решение держаться от меня подальше принято «на самом высшем уровне правительства». Несколько ранее я отправил по электронной почте письмо одному из старших официальных лиц в аппарате регулирования Каймановых островов и попросил у него интервью. Впоследствии этот чиновник (без всякого злого умысла) прислал мне копию послания, в котором критиковал попытки своего предшественника Тима Ридли дать мне интервью: «Я хочу, чтобы Тим перестал носиться с этим малым
В жизни офшоров есть нечто такое, что душит любое инакомыслие и поощряет всепроникающее коллективное мышление, которое и продемонстрировал мой невольный корреспондент. В романе «Снег на кедрах» («Snow Falling on Cedars») Дэвид Гутерсон удачно выражает суть этого характерного для офшоров духа: «Тот, кто становится врагом на острове, в замкнутом пространстве, – становится врагом навсегда. Там невозможно влиться в анонимный фон, там нет соседской общины, в которую можно войти. Сама окружающая природа требует, чтобы островитяне постоянно следили за каждым своим шагом». Социальные и политические ограничения, в которых живут островитяне, «прекрасны и одновременно ужасны: прекрасны, потому что большинство людей внимательны, а ужасны, потому что такое положение приводит к духовному инбридингу, закрытости, провоцирует тоску и грустные размышления о мире, жители которого бродят в смятении, опасаясь разоблачений».
Способность поддерживать единомыслие правящей верхушки и подавлять смутьян делает острова особенно гостеприимными для офшорных финансов
На островах не спрячешься. Вы там заперты, как рыбка в аквариуме. Там каждый – на виду у всех. Способность поддерживать единомыслие правящей верхушки и подавлять смутьянов делает острова особенно гостеприимными для офшорных финансов. Международных финансистов обнадеживает мысль, что местным элитам можно доверять, что на островах не допустят вмешательства демократической политики в процесс делания денег. Офшорные зоны стали оплотом и защитниками антигосударственных настроений, направленных против бедного населения. Такие настроения возникают во всех уголках нашего мира, но расцветают, не встречая никаких препятствий, только в налоговых гаванях.
Джон Кристенсен, в прошлом экономический советник на Джерси, а сегодня борец против офшоров, рассказывает, что, вернувшись на родной остров в 1986 году после работы за рубежом в качестве специалиста по развитию, он столкнулся с проявлениями крайне правых настроений. В тот год в лондонском Сити произошел «Большой взрыв» дерегулирования финансовой деятельности, и Кристенсен обнаружил крайнее возбуждение, царившее в офшорах. В красивой столице Джерси Сент-Хелире рушили старинные дома, лавки сувениров и купеческие склады. На их месте спешно строили банки, офисные кварталы, парковки для автомобилей и бары. Кристенсен зашел в агентство трудоустройства, где ему сказали, что он может получить любую работу, какую захочет. На следующий день ему прислали три предложения.
Он начал работать в бухгалтерской фирме, обслуживавшей не менее ста пятидесяти частных клиентов. Фирма занималась повторным выставлением счетов-фактур. Эту практику я уже описывал, сводится она к следующему: партнеры по торговой сделке договариваются о цене, а затем в официальных документах показывают другую цену, чтобы тайно перевести деньги за границу. Установить, насколько много денег переводят с помощью этого приема, чертовски трудно. По оценкам организации Global Financial Integrity, ежегодно из развивающихся стран с помощью только этого приема выводят около 100 миллиардов долларов. Указанная сумма приблизительно равна объему помощи, которую богатые страны оказывают развивающимся. Кристенсен говорил: «Эти данные характеризуют утечки капитала, перемещения капитала и уклонение от налогов – всех действительно грязных денег». Я видел, как эта грязь поступает ежедневно». Бухгалтерская фирма сообщала свой телефонный номер, бланк, номер банковского счета и придавала делу глянец крайней британской солидности и респектабельности.
В этой фирме Кристенсен проработал двадцать месяцев, занимаясь в основном клиентами из стран, исторически связанных с Великобританией, в том числе из Южной Африки. Работа с клиентами из этой страны в значительной мере сводилась к обходу санкций, которые мировое сообщество применяло к режиму апартеида. Кроме того, Кристенсен работал с клиентами из Нигерии, Кении, Уганды и Ирана. Он рассказывает: «Я был инсайдером и мог систематически работать с сотнями клиентских файлов. Постепенно я сумел собрать всю головоломку. Получалось примерно так: “Ага, так этот клиент – политик, скрывающий свою подлинную личность”. И так далее». Кристенсен узнал, что весьма высокопоставленный правый французский политик использует свое влияние, чтобы обеспечить застройщикам-девелоперам планируемое разрешение на проведение ряда сделок с недвижимостью по всей Франции. Связи этого политика с Джерси означали, что во Франции никто не узнает его подлинного лица. В целом, по словам Кристенсена, младшие работники офшорных фирм понятия не имеют, чем они на самом деле занимаются, ибо распределение сделок и информации по разным юрисдикциям позволяет надежно спрятать следы: «При беглом просмотре файлов такой информации не получаешь. Я раздобыл имя этого господина, связавшись с офисом во Франции. Там-то мне и назвали его, когда я сказал: “Мне надо поговорить об этом с сенатором”. Если вы проработаете в такой фирме довольно долгое время, они будут вас знать и с удовольствием сообщат вам то, что вас интересует. Подтасовки на рынке, сделки, совершаемые на основе инсайдерской информации. Я сидел там и все время думал: “Господи, да это динамит”. Все это были представители очень известных семей. Если такая информация просочится в СМИ, она появится на первых страницах».