Люди огня
Шрифт:
Арье продолжал читать курс кулинарного символизма. Мы макали петрушку и салат (горечь рабства) в соленую воду (символ слез).
Эммануил поднял четвертый кубок, вылил каплю за погибших в Индии, чуть помедлил, поднял голову и улыбнулся:
— Я принимаю вас к себе!
Это было рискованное заявление, впрочем, к четвертому кубку народ уже не обращал внимания на такие мелочи, как претензии на боговоплощение.
Налили пятый кубок. Я вопросительно посмотрел наг своего консультанта.
— Пятый кубок наливают, но не пьют, — пояснил Арье. — Его называют «Кубок Илии».
Эммануил улыбнулся:
— Теперь пьют.
Я вспомнил о старике, который чуть не заставил толпу убить нас на площади у Стены Плача год назад и которого арестовали с нашей подачи. Где он? В тюрьме его не оказалось. Выпустили. Скорее всего скрывается где-нибудь в пустыне.
Господь вылил пятую каплю за убиенных мусульман. Отпил из кубка:
— Я провозглашаю Век Мессии!
Век Мессии должен был объявить Илия, но он не удостоил нас своим присутствием.
Мы шли по ночному Иерусалиму. Евреи отступили от многовековой традиции празднования песаха в качестве семейного праздника и высыпали на улицу. Везде были музыка и танцы. Мы шли через танцующую толпу. Белые одежды арабских евреев, шорты и майки европейцев, строгие костюмы выходцев из Ирана. Евреи похожи на китайцев и индусов, даже с кружочком краски на лбу. А ведь наверняка какой-нибудь Самуэльсон, хотя полное впечатление, что, скажем, Чандрагупта. Я здесь видел то еще чудо: кошерный китайский ресторан.
Толпа расступалась. Господь улыбался, благословляя народ. За ним шли апостолы. Мы были как ангелы на людском пиру… или как призраки.
Утром на городских рынках и даже в некоторых магазинах появилось разливное красное вино под названием «Силоамское». На прилавках, цистернах и бочонках красовались наклейки «кашерное» [133] . Я усмехался.
Дело было в следующем. Слух о вчерашнем господнем чуде быстро распространился по городу (чему немало способствовали радио и телевизор), и к Силоамскому источнику выстроилась очередь. И не зря. Вода, взятая из купели, неизменно превращалась в вино. Торговцы воспользовались ажиотажем и быстро смекнули свою выгоду. Правда, большей частью их «Силоамское» было дешевым арабским вином, перелитым из бутылок, то есть примерно такой же степени кошерности, как свинина.
133
Кашерное(кошерное) — «правильное», «подходящее». Вино считается кашерным, если в его изготовлении принимают участие исключительно евреи.
В эту ночь произошло еще одно событие, куда менее забавное. На стенах Купола Скалы появились глубокие трещины. Я подумал, что это неспроста, и вспомнил разрушение Лубянки. Эммануилу было крайне невыгодно наличие мечети на храмовой горе. Его храм должен был стать только его храмом.
Купол Скалы пообещали отремонтировать, но было не до того.
Начался счет дней до праздника Шавуот, дня дарования Торы, христианской Пятидесятницы.
Эммануил поторопился пихнуть в газеты свою родословную, доказывающую его происхождение от Давида, ибо в народе тихонько шептали, что он, возможно, вообще не еврей, Родословная Эммануила частично совпадала с изложенной в Евангелии от Матфея, только после Иосифа следовал некий Иаков, а после него — здоровый кусок от начала христианской эры до наших дней. Интересно, что Али там тоже был, по линии отца, через один из браков. А еще у основания родословного древа, тоже по отцовской линии, затесался Хирам — царь Тирский, тот, что поставлял кедры для храма Соломона, и Хирам — тирский медник, что участвовал в отделке храма. Оба! Родословная занимала газетный разворот мелким шрифтом.
В легендах о храме Хирам — скорее архитектор, а не ремесленник, художник, творец и частенько богоборец. Тот самый — человек огня!
Я подумал, не переборщил ли Господь со своими предками. Здесь у них здоровенные базы данных по этому поводу — проверить можно, Но евреи молчали. Вероятно, никаким известным данным родословная не противоречила.
ГЛАВА 3
Господь не задержался в Иерусалиме и недели. Дварака поднялась в небо и поплыла на запад: Эммануил прихватил с собой войско джиннов и китайских сяней. Чтобы не смущать ортодоксов, Господь старался не демонстрировать бессмертных воинов в Иерусалиме, Они так и оставались на летающем острове. Он взял с собой жен, а из апостолов Филиппа и Иоанна и ринулся на помощь своему двоюродному брату Якову покорять Черный Континент, а на меня оставил Иерусалим. Не впервой! В конце концов был Рим, была Япония. Я вспоминал себя пару лет назад: мечтатель на кушетке у компьютера. Эммануил сделал меня сильным, и я был ему благодарен.
В качестве серого кардинала при мне остался Матвей, а в качестве военного специалиста — Марк. Первое было все же лучше, чем Иоанн, второе просто радовало. В качестве советника по местной культуре я привлек рабби Акибу. Ничего против он не имел. Рабби привел к Эммануилу шестьдесят пять тысяч своих учеников.
Светским консультантом стал Арье Рехтер.
Господь обещал вернуться к Пятидесятнице, то есть надеялся управиться дней за сорок пять. Не прошло и двух суток после его отбытия, как в Иерусалиме произошло землетрясение. Балла четыре-пять. Я даже не обеспокоился: в Японии и Афганистане приходилось гораздо хуже. Но Купол Скалы был разрушен до основания.
Опасались терактов. Но в конце концов шахиды тоже не сумасшедшие: какой спрос с землетрясения? Эммануила можно было упрекнуть только в непроведении своевременного ремонта, но не упрекнули — все было тихо.
Еще через неделю мы решились заложить первый камень Храма Нового Века. Храм должен был занять всю храмовую площадь, а вместе с двором — всю храмовую гору. Стена Плача снова становилась стеной Храма (точнее, ограды храмового двора), а мечеть Аль-Акса тихо и незаметно оказывалась внутри комплекса. Эммануила это вполне устраивало — отдельный загончик для мусульман, главное, что не в центре. Сохранившийся Купол Вознесения, построенный на том месте, где Мухаммед на небесном скакуне вознесся на небеса, и западная аркада должны были оказаться внутри Храма, под Хрустальным Сводом. На эскизе он напоминал гигантский кристалл, алмазную пирамиду, увенчанную золотым шпилем, гораздо выше любого из существующих на земле храмов. Проект мне нравился.
Середина апреля, или конец нисана. Яркое весеннее утро, еще не жарко. Ветер, еще не раскаленный. Я помню каждую деталь. Мы поднимались на храмовую площадь с западной стороны. Шли по лестнице к аркаде. Слева возвышался Купол Вознесения, справа — еще какие-то мусульманские постройки. Впереди — ровная площадка там, где был Купол Скалы. Пепел (точнее, пыль) очередного храма.
Я шел первым. Чуть позади, по правую руку — Марк, по левую — Матвей. Потом рабби Акиба, Арье и представитель Верховного раввината, наконец охрана и строители. Марк ворчал: надо было пропустить охрану вперед. Но я пожертвовал безопасностью для пущей эффектности.
— Хоть бы бронежилет надел, — сказал Марк.
— А ты?
— Я здесь не главный.
— Бронежилет заметен. — Я обернулся к Марку. — Это ис…
Хотел сказать «испортит впечатление», но не успел.
Была боль и летящие на меня ступени лестницы. Я не слышал выстрела, только где-то на периферии сознания мелькнул запоздалый крик Марка: «Ложись!»
Я очнулся в постели. Точнее, наполовину очнулся. Помню только боль в груди и смутно врача. Мне сделали укол обезболивающего, и я снова погрузился в небытие.
…Марк стоял у окна и делал себе инъекцию в вену. Точнее, силуэт Марка. Я не видел подробностей, я их знал.
— Как ты можешь? А Господь знает?
— Господь оставил нас, — сказал Марк. — А это всего лишь морфий. Один укол — и боль проходит. Попробуй!
Я сидел на кровати. Марк опустился рядом.
Я почувствовал укол и проснулся.
Марк сидел рядом на стуле. На плечах у него был накинут белый халат. Я еле удержался от того, чтобы спросить, не начал ли он снова колоться. Сон был слишком реален.