Люди огня
Шрифт:
— Возьмите.
— Пойдем.
Мы вошли в его палатку.
— Давай зажжем свечу.
— Зачем?
— Помолимся.
— Очередной разговор в пустоту, — вздохнул я.
— Одно дело смирения стоит больше всех мистических озарений.
Я покачал головой.
— Какое там озарение! — поднял руку и продемонстрировал Эммануилов Знак. — Может быть, это вообще абсолютный замок на вратах горнего мира? Я стучусь в дверь, которую открыть невозможно!
— Для Бога все возможно. Для Абсолюта нет абсолютных замков.
— Ночь, падре! Мистическая
— Педро! Это не может быть Ночь Духа. Она наступает после достижения мистической молитвы, а не до этого. И нужна для того, чтобы подняться еще выше.
И он зажег свечу, обнял меня за плечи, опустил на колени и сам преклонил колени рядом со мной.
Все началось так же пусто и бессмысленно. Полчаса однообразного бормотания. А потом пришла боль в Знаке. Я обрадовался ей, словно воде в пустыне, хотя понимал, что меня в очередной раз накрыло чужой благодатью, как в колодце Подземного Храма во время Иоанновой молитвы.
Хуан де ля Крус встал и подошел к двери. Потом оглянулся на меня.
— Я просто хочу, чтобы ты понял, что я тут ни при чем. Продолжай!
Он откинул полог и вышел из палатки.
Боль растекалась по телу и разгоралась светом. Мучительное наслаждение и радостная мука. Свет пронизал и окутал меня. Я его не видел — я его чувствовал. Тепло, свет, блаженство. Словно две свечи, моя и Господа, коснулись друг друга и слились в одну. Точнее, моя свеча прикоснулась к великому пламени, пронизывающему и окутывающему мир.
Секс дает слабое представление о том, что это такое. Разница примерно, как между «Clos de Vougeot» и кока-колой. Или как между розой и ее тенью на стене.
Свет затухал, постепенно уходя. Я молился до рассвета, потому что надеялся вернуть его. Потом отчаялся.
К тому ж я видел небо, бэби —Шесть раз по восемь минут… [155]Встал, вышел из палатки.
У костра сидел Хуан де ля Крус и беседовал со Святым Франциском.
155
Стихи Сергея Калугина.
— Ну как? — спросил Иоанн Креста.
— Класс! Но мало.
Он развел руками.
— Наверняка гораздо больше, чем заслужил.
Вероятно, основной недостаток этой штуки в том, что она от нас не зависит: молись не молись. Гораздо проще заняться сексом и получить тень розы.
— Молись, — сказал Иоанн. — Зависит. Правда, не так прямо.
— Нам предстоит тяжелый день, — сказал Святой Франциск. — Демонов Антихриста видели возле Каркассона. Они идут сюда.
Рассвет проявился в том, что небо из черного стало темно-серым. Я так и не взглянул на Эммануилову печать. Не смотреть на нее стало для меня формой аскезы, хуже всех постов и молитв. А чтобы не смотреть — надо
— Мы сейчас собираемся на общую молитву, — сказал Франциск.
— Мне с вами?
— Нет, Педро, — покачал головой Хуан де ля Крус. — Ты и так сегодня много сделал. Выспись.
ГЛАВА 4
Я послушался доброго совета и лег спать. Тут же погрузился в сон без сновидений. Только боль в Знаке, которая почти не мешала. Привык.
— Петр, вставай!
Я открыл глаза. Рядом со мной на коленях стоял Олег и тряс за плечо.
— Пойдем.
— Куда? — я с трудом протирал глаза и соображал не вполне.
— Мне — в ущелье, через которое мы пришли сюда, тебе — в ополчение.
— Это почему?
— Я, конечно, сделал все, что мог, но за два месяца научить прилично сражаться невозможно. Мы примем на себя главный удар. Ополчение вступит в битву только, если мы не выстоим.
— Плантар решает, куда кого послать?
— Да.
— И где он будет?
— С нами. Но попытается сохранить себя.
— Ладно, я с ним поговорю.
Мы еще успели наскоро позавтракать, точнее, пообедать — было около полудня.
А потом стало известно, что Эммануилово воинство разгромило Лавлане. Это от нас километрах в пятнадцати.
Возле замка раздавали оружие из арсенала Монсальвата. Эммануил так и не нашел его, когда был в замке. Впрочем, возможно, не искал. Ему нужен был Грааль, а не этот металлолом. Эммануил предпочитал танки и минометы.
Олег подобрал для меня легкий клинок века шестнадцатого. Но он все равно был куда тяжелее деревянного тренировочного меча, с которым я имел дело до сих пор.
— Олег! Где Хуан де ля Крус? Мне нужно с ним поговорить.
За чтением Эммануиловых записок и последующего общения с Богом я совершенно забыл о просьбе Матвея и своем отказе. Я не понимал, насколько это грех и надо ли в этом каяться, но рассказать казалось правильным.
— Отец Хуан будет с нами, — сказал Олег.
— Тогда я прогуляюсь до ваших позиций.
— Хорошо, тем более что я хотел с тобой поговорить. Петр, я виноват перед тобой, — сказал Олег, когда мы шли к ущелью.
— В чем? — заинтересовался я.
— Я тебе позавидовал. Тому, что у тебя такой духовник, а у меня обычный священник. Прости меня.
— Нашел, чему завидовать! Раковому больному на последней стадии нужен профессор, а для лечения насморка подойдет и фельдшер.
Сказал и сразу подумал, не было ли в сказанном: а) гордыни; б) тщеславия и в) отчаяния. Было. Всего понемножку.
— Прощаешь? — повторил Олег.
— Да, Господи, конечно!
Возле входа в ущелье собрались рыцари. Жан сидел на камне возле входа и опирался на меч. Джинсы протерты на коленях, оливкового цвета куртка на меховой подстежке не застегнута. Рядом сидел Вацлав и о чем-то ему рассказывал. Жан кивнул и начал говорить сам. Я услышал только последние слова: «Прости меня». «Бог простит, государь», — ответил Вацлав.