Люди огня
Шрифт:
Я вздохнул.
— Есть только одно истинное предательство — предательство Бога. Если мы вынуждаем кого-то предать предателя — это благое дело. И на чем же еще играть для этого, как не на лучших чувствах?
ГЛАВА 6
Как только мы вернулись во дворец, я немедленно отдал приказ об аресте Игнатия Лойолы. Уже вечером мне сообщили, что все исполнено.
На что он надеялся? Сохранить тайный орден, обманывая нас и дальше? Впрочем, мне сообщили, что в доме Лойолы все было готово для побега. Значит, знал о слежке и не решался. Ждал случая.
Мы допрашивали его в той же комнате, где вчера проходило последнее причастие осужденных. Эммануил и я. Охрана стоит у входа. Только ответчик один — Игнатий Лойола.
Когда его ввели, я невольно опустил взгляд. Не могу смотреть в глаза святым. Не умею!
Эммануил же с легкой усмешкой молча рассматривал его.
— Ну что, господин теневой генерал, — наконец сказал он, — мне нужны списки руководства тайного ордена иезуитов.
— И только? — усмехнулся Лойола.
— Можно списки всего ордена.
— Ищите.
Уже искали! Весь дом перерыли. Пусто!
— Сегодня приговорены к смерти пять человек. Если я не получу списки — они умрут.
— Что ж, они встретятся с тем, кто их утешит. Смерть временна.
— Да, конечно. Они умирают, приняв причастие Третьего Завета.
Я решился поднять глаза. Лойола слегка побледнел.
— Не все, — негромко произнес он.
— Да. У тех, кто отказывается, я забираю души. Я не могу допустить их гибели.
— Ты сказал, — Лойола перевел взгляд на меня. — А ты слышал.
Эммануил тоже смотрел на меня.
— Я не могу допустить их гибели, — раздельно сказал он.
— Врешь! — крикнул святой. — Ты ведешь их к гибели!
— Замолчи! Мне не до богословского спора. Списки!
— Списки? Да я гонял вашего брата палкой еще четыре века назад!
Господь улыбнулся.
— Считаешь меня бесом?
— Нет, всего лишь Антихристом.
Это слово хлестнуло меня, как пощечина. Второй Франциск Ассизский! Да что вы понимаете, святоши! Эммануил столько сделал для человечества, что вам, организаторам бесполезных орденов, и не снилось! Пару больниц построили? И тысячу колледжей, отучающих мыслить свободно! И десяток войн за веру. Господь тоже ведет войну, но я вижу смысл и результат.
— Господи, давай допросим его по-другому, — тихо посоветовал я.
— Нет. Я не унижу этим святого.
— Не унизишь? — Лойола усмехнулся. — Ты просто бессилен против меня!
— Ты принес присягу.
— Только устами. Господь видел в моем сердце. Он знал, зачем я это делаю. Мой адмонитор [71] отпустил этот грех.
— Кто адмонитор тайного ордена?
Лойола улыбался. Победной улыбкой. Сам огонь, сгусток энергии. Казалось, что ему не пятьсот лет и не шестьдесят, на которые он выглядел, — двадцать! Юный рыцарь у стен Памплоны защищает своего единственного истинного сюзерена — Христа!
71
Адмонитор — духовник генерала ордена иезуитов, одновременно его контролер и советник.
Я поразился своей мысли. Какой Христос?! Христос сидит рядом, по левую руку от меня, и судит изменника!
— Подумай о тех, кто умрет сегодня, — устало сказал Эммануил. — Ты можешь их спасти.
— Их может спасти только Бог.
— Грош цена твоему милосердию.
Разговор пошел по кругу. Они просто не слышали друг друга.
Эммануил встал. Я было последовал его примеру, но он взглядом приказал мне сидеть.
— Пусть человеки решают судьбу человеков. Пьетрос! Его судьба — в твоих руках.
И направился к выходу.
Игнатий рассмеялся:
— Бежишь, поджав хвост!
Эммануил не прореагировал.
Он был уже у дверей, когда Лойола снова окликнул его. Совсем по-другому, очень мягко. Как милосердный священник на исповеди.
— Постой! Ты ведь человек… Наполовину. Ты можешь спастись.
Эммануил резко обернулся. Почти крикнул:
— Что, велика честь спасти Антихриста?!
Вышел и хлопнул дверью.
Я остался наедине с Лойолой. И снова почувствовал холодные ветры вершины. Я прекрасно понимал, чего от меня хочет Эммануил. Я уже научился слышать невысказанные приказы.
Лойола подошел ко мне. Сел рядом. Я понял, что смотрю в пол.
— Что, трудно, мальчик? Выбирай. Ты-то точно можешь спастись.
— Поздно. Я слишком далеко зашел.
— Поздно не бывает. Когда-то я стоял у окна, у которого молился, и думал о смерти, потому что мои грехи невозможно искупить.
— Какие ваши грехи!
— Считать себя величайшим из грешников — форма гордыни.
— Вы напрасно тратите слова. Я верен ему. Он — великий человек.
— «Человек»! Ты сам сказал. А выдает себя за Бога.
— Он способен на то, что невозможно для человека.
— Да, у нас сильный враг. Но ему недолго осталось.
— Он вам враг, не мне.
— Тебе тоже. В том-то и дело! Ты не понимаешь! Он погибнет, и вы все погибнете вместе с ним.
— Пусть. Я уже выбрал.
Какой у меня выбор! Что, пойти с тобой? Босиком по пустыне? Я — Великий Инквизитор огромной Империи. От таких должностей не отказываются! Вы сами виноваты. Я помню ваш колледж. Эти бесконечные соревнования классов, эти списки лучших учеников. Как я радовался, когда попадал на вершину списка…
Я попал на вершину списка, святой Игнатий! И я с нее не сойду!
Он вздохнул.
— Тогда пошли. Или ты убьешь меня прямо здесь?
— Пошли.
В последнее время вошло в моду оправдывать предателей. Иуда, Брут, Ганелон… Как можно совершить такое ради денег, карьеры или власти? Тут более благородные причины: самопожертвование, любовь к свободе, даже преданность.
Бред! Все проще и грубее: деньги, карьера, власть. Оправдания придумываем мы сами.
Мы вышли на тюремный двор. Небо прояснилось, по небу неслись облака, и в разрывах сияло солнце. На траве чернела вчерашняя кровь.