Люди песков (сборник)
Шрифт:
— Какое пугать! Я тоже еду.
Я думал подбодрить девушку таким сообщением, но ей это почему-то показалось смешным. Она вроде и не очень огорчилась, улыбнулась как-то непонятно, и все.
— В Керки на базар не выберешься — холодно, — сказала Маман, когда мы шли домой. — А тут целый месяц на ветру, на морозе!.. Пускай мы, бабы, чего только не натерпелись, все одолеем, девчонок-то зачем трогать? Там же народ — не поймешь, кто откуда, ни закона, ни порядка — собака хозяина
— Ну чего зря болтать! — с досадой отозвался я. — Найдешь в колхозе хоть одного здорового мужика, чтоб на хошар отправить? Стариков-то ходячих по пальцам пересчитать можно. А про беспорядок это ты зря. Каждому колхозу отдельный участок, жить будем своей бригадой. Да и девушки наши не курицы: схватил да поволок!.. Сумеют за себя постоять!..
— Ха-ха! — басовито хохотнула Аксолюк, до тех пор не подававшая голос.
— Чего смеешься? — спросила ее Тулпар, не переставая все так же странно улыбаться.
Аксолюк поправила платок, съехавшим на глаза, высморкалась двумя пальцами и, хихикнув, сказала:
— Да так, смешно стало. Не курицы, говорит…
— А хоть бы и курицы!.. — Тулпар усмехнулась. — Авось не позарятся на нас тамошние шакалы!
— На тебя-то, может, и не позарятся! — Аксолюк окинула ее критическим взглядом. — Вон ты какая тощая! А уж если я в руки попадусь, ни один не упустит! Так и схрупает!..
— Разные шакалы встречаются… — задумчиво отозвалась Тулпар, прищурив красивые глаза. — И вкус у них разный… — Она снова улыбнулась.
— Ох, девушки! — Маман покачала головой. — Вам все смешки, а там не до шуток будет!
— Ничего, как-нибудь… — невесело отозвалась Тулпар.
— А лапшу с мясом будут давать? — озабоченно спросила Аксолюк. Еда ее интересовала больше всего на свете.
— Двойную порцию! — не замедлил ответить я. — Может, и хлеб давать будут!
При упоминании о хлебе Аксолюк повеселела, глаза у нее сверкнули, губы шевельнулись, она вскинула голову, хотела что-то сказать, не сказала… Потом, вздохнув, протянула мечтательно:
— А председатель и кладовщик небось вдоволь хлеба едят!.. — И, снова вздохнув, провела ладонью по губам.
Тулпар удивленно взглянула на подругу.
— Всегда помалкиваешь, а сегодня как прорвало тебя!..
— А надо сразу показать, что можем постоять за себя! Раз на такое дело идем!..
Ей никто не ответил. Мы уже подошли к аулу. Я еще раз попросил женщин, чтоб не заставляли ходить за ними, сами бы шли в правление. Но когда, напившись чаю, я явился в контору, там были только Аксолюк и Маман.
Привыкаешь
Три группы людей приходят по вечерам в это глинобитное здание, состоящее из двух комнат. Первая — бригадиры, табельщики, конторские служащие, заведующие фермами, — эти обязаны являться каждый вечер и сидеть зевать до полуночи.
Вторая — люди, вызванные председателем, большей частью те, кто по какой-то причине не вышел на работу или вышел, но не выполнил нормы, а также те, кто, по мнению бригадира, нуждается в проработке.
Третья — те, что приходят к начальству сами, с какой-нибудь своей просьбой.
Сегодня народу собралось полно, но моих пришли только двое. Ничего не поделаешь, придется идти по домам.
…У Халлывы действительно собралось несколько соседок. Пока что они сидели у огня, грели руки и болтали.
— Чего ты? — недовольно встретила меня Халлыва. — Чего явился? Я же предупредила: не приду. Видишь, люди? Нужна ему Халлыва — милости просим!
— Не хочешь, не ходи… — начал я, хорошо зная, как можно вытащить Халлыву из дому. — Но председатель прямо сказал: "Если Халлыва не явится, мы не сможем даже приступить к главному разговору. Вопрос чрезвычайной важности, и мне необходимо посоветоваться с этой женщиной".
Халлыва выпрямилась, громко кашлянула, взглянула на подруг.
— Посоветоваться ему надо!.. — она усмехнулась. — А сам что, головы на плечах нет? Халлыва — туда, Халлыва — сюда, а свои дела стоят! Не знаю даже, что делать… Ну ладно, вы тут пока попейте чайку и начинайте, а я быстренько… Неловко вроде: будут там сидеть ждать…
С Тулпар дело оказалось сложнее, впрочем, другого я не ожидал. Когда я вошел, девушка сидела возле матери, положив голову на колени, и молчала. Ходжамма-ага чинил чарыки.
Увидя меня, старик снял очки, сунул их в карман и отложил обувь в сторону.
Мать из своего угла бросила быстрый взгляд на мужа, потом на дочь, опять на мужа… Ясно было, что тут только что крупно поговорили.
Я чувствовал себя виноватым, хотя знал, что ни в чем не виноват перед ними. Если бы у меня было личное дело к Тулпар, я просто повернулся бы и ушел, но меня прислали по делу, по важному, можно сказать, государственному делу. И я не стал присматриваться к тому, что происходит. Поздоровался и сказал:
— Тулпар! Твои подруги ждут тебя в конторе.