Люди сорок девятого
Шрифт:
– Джекки!
Она чуть не выронила ключ, резко обернувшись. Рядом стоял восьмилетний Билли, друг ее брата.
– Можно мне увидеть Люсьена?
– спросил он, пряча что-то под курткой.
– Я думаю, лучше не надо.
– Жаклин покачала головой.
– Сейчас не надо... Нет... Он не очень хорошо себя чувствует. Потом.
– Но он не умрет, правда ведь?
– голос Билли дрожал, он задыхался, будто вот-вот начнет плакать, должно быть, его очень испугал ее расстроенный вид.
– Нет, - Жаклин вытерла покрасневшие и распухшие от слез глаза, стараясь взять себя в руки, - просто пока к нему лучше не ходить.
– Это как корь, да?
– спросил Билли, понимающе кивая.
– Да... Вроде того, - вздохнула Жаклин.
– Только менее опасно.
– Мы все, то есть, все его друзья... В общем, мы хотим, чтобы он скорее поправлялся.
– Билли глубоко вздохнул и протянул Жаклин два свертка.
– Спасибо, - с некоторым удивлением сказала она, принимая подарки.
– Это пирог... Черничный...
– не удержавшись, зашептал, поднявшись на цыпочки, Билли.
– В тарелке, конечно. И новая книжка про Айдахо Билла. Я в Денвере купил на свои карманные десять центов. Хотел подарить на Рождество, но...
Он умолк.
– Разве родители разрешили тебе приходить к нам?
– спохватилась Жаклин. Лицо Билли исказилось, он закусил губу и сжал кулаки.
– Нет, Джекки, - выдавил он из себя, наконец, через силу. Мальчишка глядел ей прямо в глаза.
– Но мне... нам все равно. Я буду приходить, пусть делают, что хотят, а достанут - убегу из дома в Денвер. Я дичь себе настреляю, будь уверена, белку налету в глаз бью, - упрямо добавил он и, помолчав, повторил, словно пытаясь убедить сам себя:
– Нам все равно. Ну... почти.
– И сколько же вас?
– не удержалась Жаклин. От боли где-то внутри, ее глаза сузились, ей хотелось кричать, хотелось ударить кого-то, пусть даже этого мальчишку. "О чем я думаю... Ведь возможно..."
– Я, да Сэм...
– он запнулся под ее резким взглядом - Ну... еще Питер.
И громко, будто оправдываясь:
– Многие просто родителей бояться, Джекки.
Жаклин глядела в его искренние глаза, и где-то в глубине ее сердца забрезжила смутная надежда на лучшие времена...
Билли очень робко тронул ее за локоть.
– Джекки, - сказал он негромко.
– Это неправда. Я имею в виду то, что говорят... Но не все верят им. Многие сомневаются. Мистер Беннингтон, мистер Лоуэрт... Сам слышал, как они его переубедить пришли, а он на них так ругался... Мистер Нэйвис... Я имею в виду оба. Дик, ну, тот, который оружие продает, убедил своего брата. Сказал, если уж кто походит на наемника, так это мистер Смит, который недавно покупал у него патроны для этой старой однозарядки, шарпса... Что бы это ни значило... А мистера Черрингтона Дик никогда в своей лавке не видел, он ведь даже не охотился в последнее время... Не сдавайся, Джекки, и скажи маме, чтобы держалась.
– Спасибо...
– прошептала Жаклин, чувствуя, что может заплакать опять.
– Спасибо, что веришь в нас, что не отвернулся... от него.
Она сжала руку мальчика и скрылась в доме.
* * *
Джон Линдейл спал, раскинувшись на диване в комнатке за баром. Он снова был там, много лет назад, и Анабель, в провоцирующе открытом платье с рассыпанными по плечам волосами, поднимаясь по лестнице к себе в тот последний день, задержалась на мгновение на верхней ступеньке, чтобы послать ему украдкой воздушный поцелуй. Ее глаза сверкали гордостью обладания и обещанием очень долгой ночи. Заперев дверь и поставив обрез в угол, Линдейл бросил взгляд на владельца заведения, развалившегося в кресле. Задрав голову, тот прикладывал к переносице смоченный холодной водой платок и выдувал носом кровавые пузыри. Джонатан подошел к столику у окошка, взял сигару из коробки, стоящей на нем. Закурив, чтобы немного успокоиться и притушить пылавшее в груди стремление драться, он глядел в ночной мрак, царивший за окном. По улице глухо грохотал фургон, подпрыгивая на ухабах. Вид темного неба с нарождающейся тонкой полоской луны и ароматный дым, летящий под потолок изящными переливающимися завитками, через какое-то время сделали свое дело: Линдейл расслабился и, потянувшись, зевнул.
– Эй, Джонни, - подал голос владелец борделя, - ты никогда не слышал, что курить вредно?
Линдейл усмехнулся, вынул сигару изо рта и выпустил в потолок очередную порцию дыма.
– А ты собираешься жить вечно?
– спросил он с легкой усмешкой.
– Если так, может отдашь мне всю коробку этих шикарных кубинских сигар для солидных гостей?
Хозяин борделя издал какой-то булькающий звук, должно быть, означавший смех человека с разбитым носом.
– Я же говорил, что ты можешь их брать когда угодно, - сказал он, гнусавя. Линдейл задавил окурок в медной пепельнице.
– Пойду-ка я лучше наверх, - сказал он.
– Тут одна дама пригласила меня сегодня к себе, полюбоваться звездами.
Говоря это, Джон вытащил из кармана тонкое золотое кольцо с маленьким аккуратным бриллиантом и залюбовался переливами радужных граней. Крохотные искры света, играющие в глубине чистого, прозрачного камня, вполне удовлетворили его. Но внезапно, вглядываясь в прозрачную глубину, Джонатан Линдейл ощутил укол невнятного беспокойства. Он не мог объяснить это... Просто почему-то испортилось настроение, а в голове крутилась тревожная фраза: "Что-нибудь случится..." Повозка. Именно она беспокоила его, он каким-то чутьем знал, что ее не должно быть здесь. Не должно...
К черту все предчувствия. Линдейл зажал кольцо в кулаке и отвернулся от окна, намереваясь идти наверх, когда у него под ногами раздался приглушенный шум: топот и... ржание лошадей!
– Какого черта!
– воскликнул хозяин борделя, приподнимаясь в кресле... Часы в углу тикали пронзительно и резко, отсчитывая последние секунды, отдававшиеся в висках Линдейла, когда он, неизвестно как успев среагировать, рванулся с места к лестнице вниз, и в этот момент один из фитилей догорел. Огромная белая вспышка, ломающая стены, как тонкий картон, ослепила Джонатана, и грохот сотряс барабанные перепонки. Линдейл видел, как во сне, надвигающуюся на него стену крутящегося, живого огня, ревущего, как все демоны ада, а в следующее мгновение жар опалил и страшный удар потряс его, сбивая с ног и заглушая память. Джон чувствовал только, как летит куда-то в пустоту, все остальные чувства отсутствовали, и даже когда он врезался в стекло, боль от порезов не дошла до рассудка. Тяжело приземлившись на землю, так что ребра затрещали, Линдейл машинально закрыл голову руками, а в следующий момент на него рухнула груда горящих досок.
Хозяин салуна резко сел на кровати, тяжело дыша. Он всегда просыпался на этом месте. "Все в порядке, - сказал Джон себе, отдышавшись.
– Все в порядке." Он не помнил, сколько лежал там, только знал, что потом очнулся и, каким-то образом разворочав завал над своей головой, полуослепший, с надоедливым звоном в ушах и острой болью в виске выбрался из груды досок и с острым восторгом глубоко вдохнул прохладный воздух ночи. Даже боль от сломанных ребер показалась ему счастьем, как свидетельство того, что жизнь не прервалась. Вокруг дымились развалины. Протерев глаза насколько это возможно, Линдейл полуощупью двинулся куда-то. Куда - не знал.