Людоед, который объелся (сборник)
Шрифт:
Нет, они заслужили хотя бы такую небольшую надежду. Они имели право знать, что такая надежда существует.
Она поднялась со стула, вышла на кухню и нацарапала несколько слов на листке телефонной книги, потом вырвала его и отнесла Фанни. Та испуганно посмотрела на нее, когда она вошла в комнату, видимо, ожидая тревожных новостей. Фанни знала, что в последнее время лейтенант приносит только дурные вести.
Тедди протянула ей листок, и Фанни прочитала:
«Разбуди детей и скажи им, что их отец, возможно, еще жив».
Фанни быстро взглянула на Тедди,
Глава 11
Полицейский явился в управление в понедельник утром и ожидал за решеткой, пока Мейер звонком не пригласил его к себе. Он открыл дверцу в решетчатой перегородке и подошел к столу Мейера.
— Вы, наверное, не знаете меня. Я — полицейский Ангмери.
— Мне кажется, я встречал вас,— ответил Мейер.
— Может, я зря явился к вам, может быть, вам уже известно об этом. Но моя жена уверена, что я все равно должен вам рассказать!
— А в чем дело?
— Я в этом округе работаю недавно, всего шесть месяцев. А вообще, это у меня первый округ, я ведь недавно работаю копом.
— Мгм,— сказал Мейер.
— Если вы уже все знаете, то так и скажите, ладно? Моя жена говорит, а вдруг вы все-таки не знаете, а это окажется важным.
— Ну ладно. В чем все-таки дело? — сказал Мейер торопливо.
— Карелла.
— Что Карелла?
— Я ведь сказал вам, что я новенький в округе и поэтому не знаю всех по именам. Но я узнал его потом по фотографии в газете, хотя это и старый снимок. Он тогда был еще сам полицейским. В общем, это он.
— Что, собственно, вы хотите сказать, Ангмери? Я вас, черт возьми, не понимаю!
— Нес куклу,— пояснил Ангмери.
— Что за чушь? Я ничегошеньки не понимаю!
— Я в тот день дежурил в вестибюле, понимаете? В том доме. Я говорю об убийстве Тинки Сакс.
Мейер вдруг резко наклонился вперед.
— Ну, говорите же, говорите! Я вас слушаю!
— Ну так вот. Он пришел туда в прошлый понедельник вечером, примерно в пять часов или полшестого, показал мне свой жетон и вошел в квартиру. Когда же он вышел оттуда, он страшно торопился и нес под мышкой куклу.
— Вы хотите сказать, что в понедельник вечером на прошлой неделе Карелла побывал на квартире у Сакс?
— Именно так!
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно!
Ангмери сделал паузу.
— Так вы все-таки не знали об этом? Хм... Моя жена была права!
Он снова помолчал.
— Она всегда бывает права.
— Что вы сказали про куклу? — перебил его размышления Мейер.
— Обыкновенная такая кукла, понимаете? В какие играют дети. Девочки. Со светлыми волосами, знаете? К-у-к-л-а.
— О! То есть вы утверждаете, что Карелла вышел из квартиры с детской куклой в руках?
— Точно!
— В прошлый понедельник вечером?
— Ну да!
— Он вам ничего не сказал?
— Ничего.
Было девять часов утра, когда Мейер подъехал к дому Тинки Сакс на Стаффорд-Плейс. Он коротко переговорил с управляющим домом Мэнни Фарбером и поднялся на лифте на четвертый этаж. На площадке полицейский пост уже был снят. Он прошел по коридору и отпер дверь в Тинкину квартиру ключом, который получил по ордеру в отделе хранения.
В квартире стояла мертвая тишина, так соответствующая тому, что здесь произошло. Пустые квартиры молчат по-разному, и это очень хорошо знакомо любому полицейскому...
Квартира, из которой хозяева выехали на лето, молчит не так, как та, куда все вернутся к вечеру. А жилье, в котором побывала смерть, молчит по-особенному — холодно и тоскливо, и это молчание понятно каждому, кто хоть раз в жизни видел смерть.
Мейер знал и понимал такое молчание, хотя и не мог объяснить, в чем тут секрет. Отключенные провода, крепко завернутые краны, молчаливый телефон, часы без обычного тиканья, плотно задернутые шторы на окнах, ни единого звука с улицы — все эти детали еще больше подчеркивали суровую тишину, хотя и составляли только часть ее. Ибо сама эта жуткая тишина, казалось, витала в воздухе и даже не зависела от отсутствия привычных домашних звуков.
Что-то дрогнуло в душе у Мейера, откликнулось на это молчание, едва он переступил порог. Он помедлил в дверях, не снимая руки с дверной ручки, потом вздохнул и медленно закрыл за собой дверь. Солнечные лучи, с трудом пробиваясь сквозь плотно задернутые шторы, освещали отдельные пылинки, повисшие в неподвижном воздухе. Он медленно прошел по комнатам, как будто боясь спугнуть какой-то призрак прежней жизни, царившей в этой квартире.
Подойдя к детской, он заглянул в открытую дверь и увидел ряды кукол, сидевших на полках книжного шкафа, стоявшего у стены под окнами.
Да, их были целые ряды, по-разному одетых, глядевших на него немигающими взорами стеклянных глаз. Их розовые щеки блестели, нежные немые рты застыли в улыбке, накрашенные губы извивались над пластиковыми зубами, по спинам струились черные, рыжие, светлые, серебряные нейлоновые волосы.
Мейер как раз собирался войти в комнату, как вдруг услышал, что в замке поворачивается ключ. Этот звук испугал его, ворвавшись в тишину квартиры подобно грому. Он услышал щелчок замка, потом звук поворачиваемой ручки двери.
Мейер метнулся в детскую как раз в тот момент, когда дверь распахнулась. Он окинул комнату быстрым взглядом: книжный шкаф, кровать, стенной шкаф, маленький комодик. В коридоре уже были слышны шаги, приближавшиеся к детской. Мейер решительно распахнул дверцу стенного шкафа и приготовил пистолет.
Шаги приближались.
Он втиснулся в узкую щель между стеной и дверцей шкафа, оставив только узенькую щелочку. Затаив дыхание, в полной темноте он терпеливо ждал.
Мужчина, вошедший в детскую, был высок — не менее шести футов и двух дюймов, широкоплеч и узок в талии. Он остановился в дверях, как будто почувствовав чье-то присутствие и как бы принюхиваясь к воздуху, вкотором носится посторонний запах.