Людоедское счастье. Фея карабина
Шрифт:
В припадке самобичевания он чуть не рвет на себе рубашку.
– Еще маскары?
– Да, спасибо. Она вполне приличная в этом году.
– Бен!
Рука Джулии обвивается вокруг моей ляжки.
– Клара мне сказала, насчет процесса. Так вот, не беспокойся: Сенклер блефует. Если он и затеет процесс, то против журнала; и если судья окажется очень уж вредный, он взыщет с нас один франк в возмещение убытков.
– Старый франк, додеголлевский, микрофранк, – уточняет Тео, взгляд которого ласкает тем временем ягодицы Хадуша.
А вечер проходит потихоньку, такой мурлыкающий вечер. Клара нарезает мясо для Жереми, Тереза прилепилась к видику и раз за разом прокручивает похороны Ум Кальсум, Малыш посвящает Джулиуса в ритуал чая с мятой, а старый Амар в сотый раз рассказывает о том, что его ресторан скоро будет снесен, согласно плану строительства Нью–Бельвиля.
– Мне обидно за тебя, Амар.
– Почему, сын мой? Отдохнуть – это так приятно!
И снова принимается рассказывать, как он воспользуется заслуженным отдыхом, чтобы полечить свой ревматизм: поедет на юг, в Сахару, и будет там закапываться в горячий песок. (Картинка: белая голова Амара, торчащая из песка посреди пустыни…)
И уже в самом конце вечера, когда вусмерть пьяный Лоран заснул, уронив голову в тарелку, Жереми и Малыш свернулись клубком под боком у Джулиуса, Тео давно исчез с Хадушем, Тереза почти довела себя до мистического экстаза, а рука Джулии возвещает приближение последнего и решительного боя, Клара, моя любимица Клара торжественно объявляет:
– Бенжамен, у меня сюрприз для тебя.
36
Обещанный сюрприз (я как–то не уверен, что все еще люблю сюрпризы) реализовался в форме телеграммы из одного очень престижного парижского издательства (не называю его специально, чтобы они вцепились друг другу в глотку). Телеграмма сформулирована предельно, почти угрожающе кратко:
«ВЕСЬМА ЗАИНТЕРЕСОВАНЫ, СРОЧНО ЗАЙДИТЕ».
Не скрою, приятно узнать, что ты, сам того не подозревая, гений. Радостно думать, что из многомесячной бессвязной болтовни, адресованной кучке страдающих бессонницей ребят и псу–эпилептику, перепечатанной не знающей сомнений машинисткой и посланной в издательство без ведома автора, получилось что–то такое, от чего у закаленного в боях дракона издательского дела слюнки потекли.
Так я думал сегодня утром, просыпаясь. Так я думал в метро. Так я продолжаю думать и теперь, ошиваясь в этом огромном – кабинете? салоне? конференц–зале, спортзале? – где красновато–коричневые панели эпохи Регентства сожительствуют с геометрическими линиями суперсовременной мебели. Алюминий и лепнина, динамизм и традиция; контора, вскормленная прошлым, которая успешно сожрет и будущее. Так что с издательством мне скорее повезло.
Подчеркнутая любезность пижона, который принял меня, подтверждает мою уверенность, что они ждут меня, затаив дыхание. Должно быть, с момента отправки телеграммы здесь никто не сомкнул глаз! Нечто, витающее в воздухе, подсказывает, что без меня они не мыслят своего существования.
«А что, если Малоссен откажется?»
За столом худсовета легкая паника.
«Если он получил другие предложения?»
«Мы учетверим гонорар, господа!»
(«Взрыв наоборот» – а что, неплохое название придумала Клара!)
– Выпьете что–нибудь?
Пижон открывает мини–бар в основании одного из книжных шкафов.
– Виски? Портвейн?
(Вроде бы в это время дня пьют портвейн, нет?)
– Кофе, если можно.
Пожалуйста, кофе так кофе. Многозначительно молчим, положив ногу на ногу. Пижон внимательно смотрит на меня. В моей руке миниатюрная серебряная ложечка.
– Замеча–а–а–ательно, господин Малоссен.
(В слове «замечательно» до сих пор было одно «а».)
– Но я не уполномочен подробнее говорить с вами об этом.
Смешок.
– Эту привилегию оставляет за собой госпожа литературный директор.
Смешок.
– Замеча–а–а–ательная личность, вы сами увидите…
(Как, и она?)
– Между нами, мы называем ее за глаза Королевой Забо.
(Пусть будет Королева Забо, нечего стесняться между своими.)
– Дама на редкость проницательная в суждениях и высказывается столь непринужденно…
И, после секундного колебания, на полтона ниже:
– В этом, собственно, и состоит проблема.
(Проблема? Какая проблема?)
Улыбка, покашливание, выражающие как бы изысканное смущение, и затем без перехода:
– Хорошо, пойду доложу, что вы пришли.
Пижон отбыл. Примерно полчаса назад. И вот уже полчаса, как я жду появления Королевы Забо. Сначала я решил, что книги скрасят мое одиночество, подошел к полке, робко протянул руку и бережно взял одну. Пустой переплет, книжки внутри нет!
Попробовал взять другую, в другом месте: тот же результат.
Во всем помещении ни одной книги, только выставка пестрых обложек. Можешь не сомневаться, Малоссен, ты действительно в издательстве.
Утешаюсь подсчетом сумм, которые мне принесет публикация бестселлера. Если учитывать все – гонорары за экранизацию, а также выплаты на телевидении и на радио, – это не поддается исчислению. Даже если считать по минимуму, доход намного превосходит мои арифметические способности. В любом случае я правильно сделал, что послал к черту Магазин и эту вонючую должность козла отпущения. За тридцать лет работы она бы мне не принесла и десятой доли того, что я получу за книгу!
Именно этот момент моего торжества Королева Забо избрала для своего выхода.
– Здравствуйте, господин Малоссен!
Это длинная, худая тетка, на плечи которой посажена голова толстой женщины.
(Здравствуйте, мадам…)
– Нет, не вставайте, я вас ненадолго задержу.
Она не говорит, а кричит, и при этом не стесняется в выражениях.
– Ну?
Она так прокричала свое «ну?», что я даже вздрогнул (Что «ну», Ваше Величество?) и, должно быть, посмотрел на нее вполне идиотским взглядом, потому что она разразилась веселым толстощеким смехом. Черт знает что, в самом деле можно подумать, что ее голова по ошибке прилеплена к этому телу!