Люси
Шрифт:
– Отрезала? – Люси показалось, что он говорит на другом языке.
– Она прошла мимо, полностью вас игнорируя. Вы же всё видели. Корнелия Ван Викс – специалист по закладке социальных бомб. Смертельное оружие.
– Я заметила, что мама неожиданно побледнела и заволновалась, а потом подошёл Перси Вилгрю и… О, я не могу даже сказать вслух, что он натворил.
– Перси? Что он сделал? Хотя, пожалуй, невозможно думать о нём хуже, чем я уже думаю. Он – совершеннейший подлец.
Люси покраснела до корней волос. Она решительно не могла придумать, как рассказать ему о пуговке
Она опустила глаза.
– Скорее всего, он следил за мной и Финеасом в тот день, когда мы были одни, без сопровождения. – Она нервно рассмеялась, произнеся последнее слово.
– И вы делали то, что… влюблённые делают, оставленные без сопровождения.
– Просто целовались. – Люси всхлипнула и закрыла лицо руками.
– О, Люси! – Гас вздохнул и слегка коснулся её плеча.
– Я ничего не понимаю…
Лицо Гаса ожесточилось:
– Вот из-за чего я ненавижу этот маленький глупый мирок. Мы с Анной собираемся сбежать из него. Клянусь, даже если мне придётся отказаться от наследства, до последнего цента. Несмотря на все богатства, это общество ведёт настолько морально обанкротившийся образ жизни, насколько только можно вообразить. У дикаря в Африке больше нравственности в кончике мизинца, чем во всей этой кучке хамов.
Гас Беллэми кипел от возмущения. Но Люси всё ещё была смущена и чувствовала, что больше не может поощрять его страстные обличительные речи. Ей нужно было понять, что происходит. Что уже произошло с её семьёй.
– Давайте присядем. Прямо здесь, на земле, и вы всё мне объясните.
Он смущённо взглянул на неё:
– Извините. Я увлёкся своими тревогами и позабыл о ваших.
Он взял конверт и похлопал им по руке:
– Эта телеграмма, вероятно, – результат происков Перси Вилгрю, герцога Кромптона.
– Понятно. Продолжайте.
– Его, вероятно, заставили думать, что вы – единственная наследница внушительного состояния.
Люси застонала. Теперь ей всё стало ясно.
– Он узнал, что это не так, а потом, как мы имеем все основания полагать, увидел вас наедине с Финеасом, что, вероятно, разожгло в нём мстительный огонь, ведь тогда ещё слухи не начали расползаться. Он стал говорить, что вы и вся ваша семья – лицемеры, плавающие под чужим флагом, стремясь присвоить его титул.
– Титул! Как будто титул герцогини – достаточная компенсация его скользкости и противности!
– Он скользкий и противный для вас, но остальные считают его самым милым человеком на обоих материках. Очаровательный, остроумный, бесконечный источник удовольствия для скучающих богачей – особенно леди. Вряд ли он платит за то, что приобретает: он настолько популярный, что становится ходячей рекламой лучших вин и лучших портных. Вы обратили внимание на шейные платки пастельных цветов, которые он носит?
– Нет, если честно, – призналась Люси, но вспомнила свой кратковременный визит к миссис Ван Викс – та восхищалась чувством стиля и жизнерадостностью герцога.
– Тем не менее дюжина, а может, и того больше здешних мужчин носят теперь такие же. Моя мать заказала с полдюжины для нас с отцом. – Гас сделал паузу. – Он очаровал их, околдовал не хуже сказочного волшебника. Поэтому они поверят всему, что он скажет. Прямо сейчас из-за сплетен, распускаемых герцогом, мой отец и другие церковные старейшины разговаривают с преподобным Сноу в Бельмере.
– В Бельмере? Прямо сейчас?
– Да.
– О, бедный отец! Они собираются выгнать его?
– Нет. Ему позволят остаться до конца лета.
– Но не пригласят на следующее. – Люси вздохнула. – И очевидно, шанса стать епископом Нью-Йорка больше нет.
– Никаких шансов. Ван Викс несомненно проследит за этим. А он – самый влиятельный человек в епархии Нью-Йорка.
Несколько минут Люси хранила молчание. Наконец она подняла глаза на Гаса:
– У вас есть какие-нибудь предложения?
– Относительно чего?
– Относительно хоть чего-нибудь!
Гас внимательно посмотрел на неё:
– Мне, конечно, легко давать такие советы, потому что я мужчина, а вы – молодая женщина. Но я бы могу кое-что предложить…
– Что?
– Сделайте то, что собираюсь сделать я: живите своей собственной жизнью, Люси.
– Спасибо, Гас, но…
– Что «но?»
– Это не намного труднее – по крайней мере в некоторых отношениях, – сказала она тихо.
– Вы имеете в виду, что вам труднее не из-за того, что вы девушка? – Он явно смутился.
– Да, это именно то, что я имела в виду. – Люси немного приподняла подбородок. Но не в том смысле, в каком вы могли бы подумать.
– Ну, я думаю – вы очень необычная молодая женщина, поэтому возможно…
Люси вздохнула. Если бы вы только знали, какая я необычная!
29. Марджори Сноу принимает решение
Марджори Сноу стояла на крыльце и задумчиво смотрела на безветренное, будто чугунное, серое море. Густые облака поглощали свет, отражённый от воды, и от этого море походило на кашу, которую подавали в богадельнях: раз в неделю как жена преподобного она была вынуждена добровольно и безвозмездно работать там.
Чёрные силуэты сосен и елей как будто подступали к ней, стараясь окружить. Пустота и мрачность этого места, казалось, пророчили ей, её мужу и Люси мрачное будущее. К тому же миссис Сноу винила себя в том, что подвергла опасности самую крепкую дружбу в её жизни. Ей было страшно даже подумать о Присси, но было ли легче думать о Люси? Собственная дочь обманула её! И с кем? С Финеасом Хинсслером! Да как Люси только смогла полюбить этого простачка!
Преподобный, считавший, что худшее, что только можно было слышать, он уже услышал на встрече церковных старейшин, застал дома невообразимую сцену.
Дом, казалось, разрывался от оглушительных криков. Когда он переступил порог, Марджори порывисто обернулась, продолжая кричать что-то о жемчужной пуговке. На лице Люси застыло выражение ярости, она тоже кричала:
– В нём нет ни капли джентльмена! Разве ты не видишь?
Через несколько минут преподобный узнал всю историю. И когда розовая пуговка заняла в ней своё место, краска сошла с его лица.