Лжец великолепный
Шрифт:
Постоянно вспоминался Эрик с его хамскими замашками, хотелось дать по нахальной физиономии, влепить пощёчину, но момент, что называется, был упущен. Впрочем, что-то мне подсказывало, что подобная возможность ещё представится.
Не ко времени позвонил Стефан. Расспрашивал, как дела, просил прозондировать почву. Не поняла, что именно имел в виду, но уточнять не стала, потому что была расстроена. Какое уж тут настроение, когда у Стефана такой вид? Весь в повязках, кряхтит как старик, лицо опухшее. Уверял, что на следующей неделе сможет ходить, а через месяц прилетит на станцию. Я, естественно, не верила. О каких
Одиночество. «Станция неудачников и тщеславных ослов», — думала я, перекладываясь на другой бок.
Раздражение росло от осознания глубины и пагубности моего безделья. Вместо того чтобы поспать, отдохнуть перед бессонной ночью, лежу в кровати и валяю дурака. Занимаюсь самоедством, потом жалею себя, начинаю ненавидеть окружающих, станцию. Становится стыдно, и всё повторяется снова: самокопания, грусть, злость…
Так и провалялась весь день до вечера, до того момента, когда пришло время подниматься и идти в диспетчерскую — принимать смену.
Вообще, говорить о смене дня и ночи в условиях «Ксении» не совсем правильно: тут нет закатов и рассветов, мы движемся вокруг Земли в своём ритме и не обращаем внимания на положение Солнца. Теоретически, это даёт нам возможность жить по тому графику, который сами для себя изберём. Теоретически. На самом же деле, такое положение, естественно, вносило бы сумятицу, неразбериху, расстраивало бы рабочий процесс.
Посему на подобных станциях обычно приняты двадцатичетырёхчасовые сутки, идентичные земным. Время синхронизируется с часовым поясом местности, где расположено учреждение, курирующее работу данной станции. В нашем случае это министерство, которое нас всех наняло. Такой порядок имеет множество неоспоримых преимуществ: обеспечивает сотрудникам станции привычный для их земной природы ритм, позволяет кураторам с Земли общаться с персоналом в удобное для обеих сторон время и многое-многое другое.
Также, как правило, на космических станциях принят многосменный график работы. Кроме дневных смен существуют, если это необходимо, ночные или вечерние вахты. Пока одни спят, другие работают. И это тоже логично: непрерывность сложных производственных, научных и прочих процессов, интенсивная, а значит более эффективная, эксплуатация оборудования, возможность «поменять обстановку» для персонала станции — перетасовка сотрудников по разным сменам, подбор удобного графика работы.
Но на «Ксении» всё немного по-другому. Особенностью станции является то, что мы работаем в одну смену — в дневную. На текущем этапе нас тут слишком мало, чтобы могли помешать друг другу. Делаем одно общее дело, нет смысла дробить на несколько групп.
Ну и кроме того, сыграл роль человеческий фактор: люди в небольших коллективах испытывают ощутимый стресс. Грубо говоря, друг другу надоедают, возникает раздражительность, недовольство, начинаются склоки, конфликты. Чтобы расширить круг общения, чтобы мы друг другу не примелькались, чтобы народ не одичал, было решено придерживаться обычного офисного графика.
Это, в свою очередь, приводит к необходимости ночных дежурств.
Днём за состоянием станции и базы следит диспетчер — инженер из числа самых опытных старожилов. Он держит руку на пульсе, координирует работу персонала, управляет системами «Ксении»
Мне уже доводилось подежурить, пару недель назад. Всю ночь занимались своими делами: я работала над текущим проектом, мой напарник сначала листал какой-то справочник, заскучав, перешёл на комиксы, а ближе к утру и вовсе задремал. Ничего особенного, чрезвычайные происшествия — большая редкость. К тому же, дежурим по двое, так что всегда есть надежда на более опытного напарника.
Сегодня мне достался Алекс — сотрудник бывалый, с большим стажем, однако, на мой взгляд, довольно ленивый, апатичный и безразличный к работе. Принимая смену у дневного диспетчера, он, совершенно не стесняясь, зевал и с отсутствующим видом рассматривал большой сводный экран, находящийся на противоположной стене.
— Днём наблюдались проблемы в компрессионном блоке, — рассказывал Пак, украдкой поглядывая на часы. — Не смогли разобраться, в чём дело: судя по показаниям приборов, скачет давление. Скорее всего, датчики врут, но нельзя исключить и утечку. Так что следите за компрессорной, смотрите графики. Алекс, не поленись, хотя бы раза три за ночь сходи туда, на месте проконтролируй.
Пак торопился — у него сегодня день рождения, не хочется задерживаться на рабочем месте ни секундой больше, чем положено. Алексу же наплевать, впереди — дежурство с его рутиной и скукотищей.
— Хорошо? — переспросил Пак.
— Угу, — кивнул Алекс.
— Ну вот и славно. Если вопросов ко мне больше нет, покидаю вас. — Пак встал и двинулся к выходу. В дверном проёме обернулся, посмотрел на Алекса, подмигнул и добавил: — Заходи, если что.
— Угу, — ответил Алекс.
Пак исчез в коридоре, вместо него почти тут же в диспетчерской появился начальник станции — невысокий, пожилой, но крепкий мужчина с труднопроизносимым именем Всеволод. Поздоровался, осведомился о текущей обстановке.
Говорят, всегда так делает. Каждый вечер заходит в диспетчерскую, общается с заступившей на дежурство ночной сменой, после чего уходит к себе в каюту, умиротворённый, уверенный, что всё под контролем.
На «Ксении» начальника все называют шефом, иногда — стариком или ветераном, изредка — занудой. При личном обращении употребляют уважительное «Вы» и не заморачиваются. Я следую общей тенденции, поэтому довольно часто ловлю себя на том, что не могу вспомнить его фамилии. Вот и сейчас в голове не сразу всплыло — Белов.
— Ответственность, бдительность и серьёзное отношение к делу! — провозгласил Белов, дослушав отчёт Алекса. После чего пустился в пространную напутственную речь — такое за ним тоже водится.
Без преувеличения можно сказать, что шеф — высококлассный специалист, профессионал, талантливый управленец и продвинутый технарь. Досконально во всём разбирается, знаком с малейшими нюансами, едва ли не половину дня проводит в диспетчерском пункте, отслеживает ход работ, состояние систем и механизмов. Любая, даже самая сложная, ситуация для него не более чем банальность, вероятно поэтому его выступление носило весьма поверхностный характер, было пропитано формализмом, выглядело скучным и блеклым. Ближе к концу пятиминутного спича я потеряла нить рассуждений, отвлеклась.