Лжедьявол
Шрифт:
Тётка с пакетами неотрывно смотрит на меня, судя по лицу, она преисполнена возмущения. Настолько преисполнена, что даже перестала объяснять Нине про тазы.
– Фу! – фыркает она. – Брось! Наверняка он лишайный!
– Фу! – ору я ей в ответ, не отпуская кота. – Нина, бросьте эту сумасшедшую – она стирает на доске!
– Хамка! – возмущённо бубнит тётка.
Так оно, наверное, и есть: я выгляжу для неё сейчас хамкой. На самом деле это не так. А может, я только думаю, что это не так, и искренне в свои мысли верю. Правда в том, что очень часто я, как и многие представители моего наглого и нетерпимого поколения, не могу удержаться и не
Она потом ещё что-то говорит, но я уже не слушаю: умение абстрагироваться в современном мире не менее полезно, чем умение слушать. Научно доказано, что чем больше человек говорит, тем меньше у него на самом деле того, что можно сказать. Словами-пустышками и пересказами сплетен человек пытается добавить себе веса, не позволяет забыть о себе, в то время, как человеку умному и думающему достаточно пары предложений в день: его слова очень тяжёлые и просто так окружающие их из головы не выбросят. Вспоминаю, как недавно начала заселять свой мир технической альтернативы: эта тётка тоже, несомненно триммер – отработала своё, и лежать бы ей теперь на полке до востребования, но она жужжит. Если подумать хорошенько, то почти все люди в мире – всего лишь сломанные, не прекращающие жужжать триммеры. Это несколько угнетает.
Останавливается другой трамвай: семёрка, подойдёт. Захожу и падаю на сидение возле окна. Хотела бы сказать, что плюхаюсь, но в новых трамваях сидения жёсткие, я больно ударяюсь о них лопатками и седалищными буграми. А, казалось бы, совсем не худая! Кота я беру с собой. Запоздало соображаю, что надо было оставить его, а может, и самой остаться: наверняка «ведьма» выйдет на следующей и вернётся за питомцем. Но мы уже едем. Тётка стоит, где стояла, мужик сплёвывает и достаёт новую сигарету.
Никакой «ведьмы» на следующей остановке я не вижу: наверное, пошла назад за своим котом, бедолага… Смотрю на кота: он не беспокоится, лежит себе, свернувшись клубочком и тарахтя, словно трактор. Иногда хорошо было бы быть котом: греться на солнце, гулять самой по себе, питаться на помойке и горланить песни по ночам. Правда, если угораздит попасться хулиганью, придётся умереть долго и мучительно… У всего в конце концов обнаруживаются свои минусы.
Пока мысленно сравниваю существование в формах человека и кота, ко мне подсаживаются. Краем глаза вижу, что это мужчина. Ненавижу сидеть рядом с мужчинами! Тот, кто сказал, будто они с другой планеты, несомненно был прав: не могу найти другого объяснения их привычке развалить ноги на весь вагон и с удовольствием почёсывать яйца. Хорошо ещё, если носки на нём чистые, а обладатель носков мылся за последние три дня и не успел напиться перед тем, как склоняется к своей соседке и заплетающимся языком произносит:
– Девушка, давайте познакомимся?
Не знаю, что это за вид такой, зато точно знаю, что с самками у них дефицит – потому и лезут к человеческим, как к близкородственным, надеясь на межвидовое скрещивание. Иногда я порываюсь сказать им, что подвергнуть женщину химической атаке, а после ударить камнем по голове в современном обществе считается не флиртом, а грубостью, и порицается; однако все они явно счастливые обладатели каменных лбов, через которые чужие слова и просьбы не пробиваются, так что не стоит и стараться.
Что до моего соседа, то он, кажется, всё-таки представитель людей. По крайней мере он занимает только своё собственное место и не дышит в мою сторону перегаром. Он вытягивает больную ногу, складывает руки на набалдашнике трости, как на рукояти меча, я и понимаю, что ошиблась в его человеческой природе. Медленно понимаю взгляд: Дьявол тоже смотрит на меня. Один глаз голубой, другой цветом напоминает болотную тину.
– Это вы… – произношу я тихо и невнятно.
Мда, не лучшие слова, чтобы произвести первое впечатление. Надо, конечно, было придумать что-нибудь оригинальное и по возможности остроумное, но я растерялась. Не мне судить о том, можно ли меня понять, но не каждый день, в конце концов, в трамвае сталкиваешься с Дьяволом.
Он молчит. А что ему сказать? «Нет, это не я, вы обознались»?
– Не думала, что вы ездите на трамвае, – пробую я снова развязать беседу.
Вот будет неловко, если это и правда никакой не Дьявол, а просто хромой мужик с козлиной бородкой и гетерохромией! Да только я в это не поверю: не бывает так, чтобы один за другим появились ведьма, чёрный кот и Сатана, и все они оказались самыми обычными людьми и котом. Хромой, видимо, тоже понимает, что в случайность я не поверю, и отвечает:
– Пожалуй, что и езжу… Отчего вы удивляетесь, Алиса Евгеньевна? Мир изменчив, он оставляет своих старых героев в прошлом… Никто не сочиняет легенд о том, что Дьявол разъезжает на кадиллаке, но хоть трамвай мне дали, и на том спасибо.
– Что же вам нужно от меня?
Кошусь на кота: он спит. Обычный кот, не огромный, даже не мейн-кун, да и морда у него самая обыкновенная – это явно не Бегемот. Кажется, я украла кота…
– Вы читали «Мастера и Маргариту», Алиса Евгеньевна? – спрашивает Дьявол.
Не люблю людей, отвечающих вопросом на вопрос. Дьяволов, так делающих, я тоже не люблю. Они имеют привычку оправдывать подобное поведение единственным доводом: ответ, мол, у тебя уже есть, просто подумай. Позвольте, господа, если бы мне нужен был такой ответ, который я сама могу дать себе, я бы и вопрос задавала себе! Но я задаю его вам, потому что хочу услышать ваш ответ. Истина зачастую кроется не в том, что говорит человек, но в том, как он это говорит. А если он не говорит ничего, это может свидетельствовать о том, что молчащий не знает или не уверен, что знает ответ, а может, уверен в том, что его ответ не понравится спрашивающему. А может, он просто большой любитель играть и подшучивать над людьми.
Любой расклад мне не нравится, поэтому я решаю отплатить Дьяволу тем же и тоже отвечаю ему вопросом:
– Почему в последнее время окружающие так часто интересуются, читала ли я книги о Дьяволе?
Он не оценил моей язвительности и не улыбается. Догадываюсь, что Сатана вообще не слишком большой гуманист, а потому, что бы я ему не сказала, его это не порадует и не развеселит. Всё, что я могу сказать, он уже слышал, всё, что могу показать – уже видел, все возможные ответы на все вопросы мира им уже собраны. Мой тоже где-то там есть, потому что его давали сотни и тысячи людей до меня.