«М» - значит молчание
Шрифт:
Дейзи взяла сумочку и ключи от машины. Она сказала, что ей будет тепло и в свитере, и отдала свою куртку мне. Вечером было уже прохладно, и мы не знали, как долго пробудем на улице. Всю дорогу в пятнадцать миль между Санта-Марией и Сирина-Стейшн она качала головой:
— Не могу поверить. Он не пил тридцать четыре года, и вот пожалуйста — опять напился.
— Он, должно быть, узнал о машине.
— Макфи так и сказал.
— Но почему это так на него подействовало?
— Понятия не имею. Даже не догадываюсь.
«Голубая луна» в пятницу была набита битком. Час пик закончился в семь вечера, но гулянка продолжалась. Веселье перехлестывало через край, демонстрируя большую радость по поводу окончания рабочей недели. На этот раз здесь пахло пивом и сигаретным дымом. Шум, создаваемый громкими разговорами, звуками музыкального автомата и пьяным смехом, был невообразимым.
Фоли Салливан сидел возле стойки бара, никого и ничего не замечая. В течение трех десятилетий он и виски были разлучены. Теперь, как старые любовники, они воссоединились, и он был занят восстановлением их отношений, не обращая внимания на окружающих. Он сидел очень прямо, его лицо все еще было мрачным, но глубоко запавшие глаза сияли от облегчения. Он был пьян настолько, что еще два глотка алкоголя — и он станет абсолютно неуправляемым.
Дейзи приблизилась к нему, стараясь, чтобы он заметил ее, прежде чем она положит руку ему на плечо. Она наклонилась, чтобы он расслышал ее слова:
— Привет, папа. Как поживаешь? Мне сказали, что ты здесь.
Он даже не взглянул на нее, но повысил голос:
— Я вижу, что ты из кожи вон лезешь, заботясь обо мне. Я в порядке, девочка. Можешь не беспокоиться. Ценю твою заботу, но полагаю, что это излишне.
— Почему ты напился?
— Наверное, у меня с рождения страсть к алкоголю. Попробуй сама. Виски сразу растворит всю печаль в твоей душе.
Мужчина, сидевший на табурете рядом с Фоли, слышал их беседу. Ему явно был неприятен этот разговор, и он встал с табурета, на который тут же опустилась Дейзи.
Фоли снова ушел в себя, уставясь в стакан, словно в темную душу человечества. Когда Дейзи дотронулась до его руки, он как будто удивился, что она все еще здесь. Но улыбка, которой он ее наградил, была ласковой.
— Привет, горошинка!
— Привет, папа. Не могли бы мы выйти на улицу поговорить? Мне нужен свежий воздух и тебе тоже.
— Не о чем разговаривать. Эта машина стала последним ударом. — Он сделал соответствующий жест рукой. — Она знала, что это убьет меня, если когда-нибудь обнаружится.
— Если что обнаружится?
— Машина. Она закопала ее, прежде чем сбежать. Я платил и платил, потому что любил ее и думал, что она вернется. Господи, я хотел, чтобы она знала, что она мне ничего не должна.
— О чем ты говоришь?
Он пристально посмотрел на нее.
— Они нашли ее «бель-эйр». Я думал, ты знаешь.
— Конечно, знаю. Меня вызвал сегодня представитель шерифа.
— Ну что ж, достаточно справедливо. Мы должны признать этот факт. Твоя мать закопала ее в землю, а затем скрылась. Мы должны успокоиться и забыть об этом.
— Она не закапывала ее. Этого не может быть. Как бы ей это удалось?
— Очевидно, ей кто-то помогал. Парень, с которым она сбежала, должно быть, помог ей вырыть яму.
— Какой в этом смысл? Если она решила убежать, то почему не взяла с собой машину? Если она была ей не нужна, мама могла бы продать ее.
— Так она издевалась надо мной. Машина была моим прощальным подарком, и она отвергла его.
— Папа, прекрати, пожалуйста. Ты знаешь, что происходит. Вероятно, что она там тоже зарыта. Вот почему так долго откапывают машину: они не хотят уничтожить улики.
Фоли молча качал головой. С его губ не слетело ни одного слова, но мозг работал — он напряженно думал.
— Она жива! — вдруг воскликнул он, ударив себя в грудь. — Я бы почувствовал это здесь, если б она умерла.
— Я не собираюсь с тобой спорить. Не могли бы мы просто выйти отсюда?
— Сладкая горошинка, ты не виновата в моем состоянии. Я напился из уважения к твоей матери, с которой пил много лет. Это мое прощание. Я отказываюсь от всех прав. Виолетта Салливан свободна. — Он поднял стакан с виски, провозгласив тост за свою жену, прежде чем осушить его.
Я не могла понять, к чему эта патетика. Он казался опасным — раздраженным и непредсказуемым, несмотря на воодушевленную речь. Дейзи взглянула на меня, и мы, без слов поняв друг друга, решили немедленно увести его из бара, пока он не устроил скандал. Я опустила руку ему на плечо и наклонилась.
Когда до него дошло, кто я такая, он слегка откинулся назад.
— Значит, она вас тоже сюда привезла.
— Мы обе за вас тревожимся. Сейчас уже поздно, и мы подумали, что вам лучше отправиться домой.
Его глаза не могли сфокусироваться и немного косили.
— У меня дома нет виски. Пастор бы не одобрил этого. Я живу в церковной келье, которая подошла бы монаху.
— Давайте поедем к Дейзи. Мы могли бы по дороге остановиться где-нибудь поесть, а затем поехать к ней или отвезти вас домой.
— Вы что, работаете в «Обществе лиц, пострадавших от общения с алкоголиками»?
— Нет.
— Это не ваша работа. Она не имеет к вам отношения. Я не нуждаюсь в спасении. Я хочу просто сидеть и получать удовольствие, так что оставьте меня в покое. Я освобождаю вас от всякой ответственности. — Он помахал рукой, словно отпуская меня.
Уголком глаза я увидела, как к нам приближался Макфи, и подумала: «Слава Богу». Он много лет имел дело с пьяным Фоли. Хотя в руках у него ничего не было, он явно собирался вышибить его из бара. За ним шел Джейк Оттвейлер.