«М» - значит молчание
Шрифт:
— Мне это не нравится.
— Это немного мелодраматично, но я считаю это хорошим знаком, — сказала я.
— Какие у вас планы на сегодняшний вечер?
— Я собиралась поехать домой, но теперь думаю, что задержусь, пока мы не узнаем, что находится под землей.
— Вы не можете вернуться в «Сан Боннет».
— Не могу, но есть и другие мотели.
— Переночуйте у меня. Тэннье завтра утром уезжает. Вы поспите одну ночь на кушетке, к тому же мы запрем вашу машину в моем гараже, на случай если какой-нибудь сукин сын будет ее искать.
— Если я останусь, мне понадобится постирать или одолжить нижнее белье.
— Нет проблем.
Детектив Никольз присоединился к Тиму Шеферу на дальнем конце дороги, представившись Джейку и Стиву Оттвейлерам. Через несколько минут Никольз вернулся к нам. К тому времени он узнал, что Оттвейлеры были владельцами этой земли и что Дейзи была единственным ребенком пропавшей Виолетты Салливан. Он представился Дейзи, и я видела, что он ей понравился — в очках, чисто выбритый, с приятной улыбкой. Она приняла кокетливую позу: было ясно, что она считает его привлекательным.
Никольз взглянул на собравшихся у дороги зевак. Даже при том, что они не могли многого разглядеть, происходящее вызывало у них неподдельный интерес.
— Я попрошу полицейских убрать отсюда этих людей, — заявил он. — Это не спортивные соревнования. Если нам понадобится доставить сюда дополнительную технику или рабочую силу, толпа и припаркованные машины будут мешать. Будьте добры, оставьте помощнику шерифа ваши контактные телефоны на случай, если мне понадобится с вами связаться. Прошу вас никому не говорить о том, что вы видели или слышали. Мы не хотим лишних слухов.
— Нам можно остаться? — спросила Дейзи.
— Можно, если вы не будете нам мешать.
— Сколько времени это продлится? Я знаю, что вы не можете сказать точно…
— Полагаю, дня два. Нам незачем спешить, иначе мы повредим машину еще больше.
— Но вы ничего не нашли?
— Пока нет. Я понимаю, что вы волнуетесь о своей матери, и буду держать вас в курсе событий. Как только мы откопаем машину, мы эвакуируем ее на штрафную стоянку. У нас есть условия для хранения транспортных средств, и мы можем держать их столько, сколько потребуется. В данный момент никто не знает, что мы обнаружим, если вообще обнаружим. А как ваш отец? Вы с ним разговаривали?
Дейзи отрицательно покачала головой.
— Я приехала прямо с работы. Думаю, что кто-нибудь ему уже позвонил, но может быть, и нет. Я уверена, что если бы он знал, то был бы здесь.
— Я должен спросить у него кое о чем, но, вероятно, вы сами сможете мне ответить: вы помните, как была одета ваша мать в тот день, когда она исчезла?
— Летнее платье без рукавов. Бледно-лиловое в белый горошек. Кожаные босоножки и тонкие серебряные браслеты — шесть штук. На самом деле я этого не помню. Так было написано в заявлении, которое подал тогда папа. — Дейзи пребывала в таком напряжении, что мне показалось, что ее зубы вот-вот начнут стучать. — Вы скажете мне, если найдете ее там?
— Скажу, конечно. Вы имеете право знать.
— Спасибо. Я буду вам благодарна.
Когда он отошел от нас, она оценивающе посмотрела ему вслед.
— Он умный. Безусловно, женат.
Тэннье рассмеялась.
— Как раз твой тип мужчины. Плохо, что он занят. Он тебе подходит.
Через несколько минут двое полицейских стали разгонять собравшихся у дороги зевак. Люди начали расходиться. Хлопали дверцы машин, двигатели с кашлем возвращались к жизни, и вскоре толпа рассеялась. По правде говоря, смотреть было особенно не на что. Работа напоминала археологические раскопки — делались рисунки, диаграммы, измерения, фотографии, велась съемка видеокамерой. Были созданы две бригады, и когда выкапывали ковш земли, ее погружали в сито, просеивали, встряхивали и тщательно рассматривали то, что оставалось.
С наступлением сумерек принесли портативные генераторы и установили прожекторы. Дейзи начала дрожать.
Я обняла ее.
— Давайте уедем отсюда. Они сегодня ничего не найдут. Вы замерзли, а я умираю с голода. Кроме того, я так хочу писать, что боюсь оконфузиться.
— О, я тоже, — поддержала меня Тэннье.
21
ДЖЕЙК
Четверг, 2 июля 1953 года
Рано утром Джейк Оттвейлер приехал в Санта-Марию постричься, как делал это раз в два месяца, и остановился возле парикмахерской, чтобы опустить монету в автомат и получить экземпляр «Кроникл». На переднем сиденье своего джипа он обнаружил связанные в узел грязные ночные рубашки Мэри Хейрл, которые по забывчивости оставил там вчера вечером. Придя домой, он устроит большую стирку, а завтра отнесет ей свежее белье. Он обычно навещал ее каждый день, но она уговорила его устроить себе выходной. Он спорил с ней, но больше для того, чтобы скрыть облегчение, ему вовсе не хотелось лишний раз идти в госпиталь.
Что до стирки, то она утверждала, что больничные халаты ее вполне устраивают, но это чтобы не создавать ему дополнительной работы, когда он и так вертится как белка в колесе, — Джейк видел, что в своих собственных ночной рубашке и халате она чувствует себя намного лучше. Время от времени она даже надевала тапочки и спускалась вниз навестить мать пастора, которая лежала с переломом бедра.
Когда он вошел в парикмахерскую, Руди заканчивал брить предыдущего клиента, так что Джейк стал ждать своей очереди. Когда он сел в кресло, Руди надел ему на шею бумажный воротник и накинул на плечи полотенце. Они едва перекинулись парой слов. Руди стриг его последние двадцать семь лет, и ему не нужно было объяснять, что делать. Джейк раскрыл газету, ища информацию о предстоящем уик-энде. Его не особенно интересовал фейерверк Четвертого июля, но Мэри хотела, чтобы дети развлеклись. Стив был уже слишком взрослым для таких мероприятий, хотя любил поразвлечься, но Тэннье — другое дело. Джейк подумал, что возьмет ее Четвертого июля на ежегодный парад родео в Ломпоке, где будет представление клуба верховой езды и родео Санта-Марии. Он решил смотреть фейерверк на «Элкс филд» в 20.30 в субботу или в маленьком парке в Сайлесе, который был ближе к дому. Потом он планировал устроить пикник на свежем воздухе. Готовить он не умел, но собирался купить булочек и несколько кусков мяса, чтобы поджарить их на одном из грилей на древесных углях, которых в парке было хоть отбавляй. Еще можно было купить на рынке картофельного салата и вареных бобов, а также и конфет на десерт.
В разделе светской хроники его внимание привлекло имя Ливии Креймер. Миссис Ливия Креймер, говорилось в заметке, устроила у себя дома вечеринку с вручением призов мисс Джуаните Челмерз, мисс Мириам Беркли, миссис Р.Х. Хьюдсан и миссис П.Т. Йорк. В качестве угощения были поданы пицца и торт. Джейк не понимал, почему это заслуживало упоминания в новостях, но знал, что Ливия будет очень гордиться таким вниманием. Она была чрезвычайно претенциозна. Джейк почувствовал искушение отнести заметку в госпиталь Мэри Хейрл, но если бы он попробовал подшутить над этой женщиной, то Мэри бы сразу встала на ее защиту. Ливия страстно ждала того дня, когда сбудет с рук свою толстуху дочь какому-нибудь простаку. Тогда со всей болтовней о помолвке, смотринах, свадьбе, приемах, свадебном наряде, цветах и подробностях медового месяца ее имя и фотографии заполняли бы страницы светских новостей целых полтора года. Если, конечно, кто-нибудь захочет жениться на ее дочери.
Он прочел комиксы, которые не считал смешными, но никогда не пропускал. Затем посмотрел счет в бейсболе и фермерские новости, пока Руди подравнивал ножницами волосы у него на затылке. Он унес домой запах талька. Несмотря на предосторожности Руди, его шея и спина уже чесались от попавших за воротник состриженных волос.
Придя домой, Джейк скинул ковбойские ботинки, рубашку и куртку и прошел в душ. Бросив грязную одежду в корзину и проходя мимо зеркала в ванной, он заметил следы от ногтей Виолетты Салливан, оставленные на его спине три дня назад. Он встал под душ, испытывая одновременно страх и возбуждение. Если еще кто-нибудь заметил эти следы, ему конец. Он знал теперь, на что способна эта женщина. Она была маленького роста, как девочка, но вся — словно пламень, с ее рыжими вьющимися волосами до пояса. Ему нравилось запускать в них пальцы, зажимать густую прядь и запрокидывать ей голову так сильно, что она от удивления открывала рот. Он проводил ладонью по ее груди и вниз по спине, пока она дрожала от желания. Он никогда не знал подобной женщины, такой дикой и ненасытной. Она душилась тонкими духами с запахом фиалок. Одевалась в одежду фиолетовых и лиловых оттенков, иногда отдавая предпочтение темно-зеленым, шедшим к ее зеленым жгучим глазам. Ткани она любила мягкие, и, прилипая к ее ногам, они издавали шелестящий звук, когда он задирал ей юбку.