«М» - значит молчание
Шрифт:
— А после этого поедете домой?
— Да, мне надо быть дома. У меня куча дел, плюс почта, плюс звонки, на которые надо ответить. Если я не вернусь к работе, то мне в этом месяце нечего будет есть.
Мы обнялись. Дойдя до машины, я оглянулась: Лайза стояла в дверном проеме, освещаемая светом, падающим из гостиной. Она убедилась в том, что я благополучно села в машину, и помахала мне на прощание рукой. Я завела мотор и отъехала от обочины, бросив быстрый взгляд на часы. Миссис Вирик показалась мне очень пунктуальной дамой, которая запрет дверь и выключит свет, если опоздаешь хоть на минуту.
Резко похолодало. Над дорогой стелился туман. Тем не менее на большой скорости я выехала на Мейн-стрит, которая сворачивала на 106-е шоссе. Машин было мало, и, когда я оставила Санта-Марию позади, меня окутала темнота. Широкие черные поля лишь изредка на мгновение радовали полоской света — там, где попадались один-два дома. В воздухе пахло сыростью. Фары моей машины высветили дорогу, на которую я быстро свернула. У меня было очень смутное представление о том, как далеко еще до дома миссис Вирик. В этой части округа было пять или шесть дорог, которые шли прямо, иногда пересекаясь друг с другом. Теперь я ехала в сторону океана, находившегося где-то впереди и отгороженного от меня чередой низких холмов, их темный силуэт вырисовывался на фоне серо-черного неба.
Время от времени мне попадались нефтяные вышки и рядом с ними огромные нефтехранилища, освещенные снизу — словно для того, чтобы подчеркнуть их объем. По обеим сторонам дороги шли ряды колючей проволоки. Луна иногда высвечивала ирригационные трубы, зигзагообразно пересекающие поле. На горизонте показалась чахлая сосновая рощица, а за ней, словно вспышка ярко-синего цвета, — дом миссис Вирик — в ста футах от шоссе, посреди мусорной свалки.
Я снизила скорость и свернула на колдобистую грязную дорогу. Женщина жила посреди пейзажа из ржавой сельскохозяйственной техники, разбитых автомобилей, гор соломенных тюфяков, деревянных нар и сетки-рабицы для курятников. Здесь, вероятно, находилось и кладбище старой сантехники — тут и там валялись раковины, унитазы и ванны. В стороне, у деревянного сарая лежали секции брошенной железной ограды: их было так много, что можно было бы огородить целое пастбище.
Была здесь, конечно, и собачья будка, а рядом с ней на цепи бегал широкогрудый полосатый питбуль. Тугой ошейник делал его лай похожим на кашель больного коклюшем. Я подумала о питбуле Джейка, который загрыз карликового пуделя Виолетты, и понадеялась, что цепь достаточно прочная.
Места для парковки не было, не считая окружавшей дом освещенной грязной узкой дорожки. Я затормозила возле пикапа для перевозки вина — без колес и со сломанной задней дверцей. Заглушила двигатель и вышла из машины. Проходя к крыльцу, я искоса поглядывала на питбуля. Деревянные ступеньки сильно заскрипели под моими ногами, что привело пса в состояние дикой ярости. Собака рвалась с такой силой, что вся его будка сотрясалась до основания. Оглядев двор, я увидела бесчисленное число старых машин: возможно, миссис Вирик наряду с прочим барахлом торговала и уцелевшими запчастями.
Верхняя часть входной двери была стеклянной; вместо занавески стекло закрывал кусок материи, которая когда-то, возможно, была кухонным полотенцем. Слышно было, как работает телевизор — видимо, телесериал еще не закончился. Когда я постучала, стекло жалобно задребезжало под костяшками моих пальцев. Через мгновение миссис Вирик высунула голову и открыла дверь. В гостиной горел верхний свет, а дальше виднелась ярко освещенная кухня.
Хозяйка дома оказалась на вид гораздо приятнее, чем я ее себе представляла. Когда мы говорили по телефону, я думала, что это старая карга — сгорбленная, неопрятная, с лохматыми седыми волосами, слезящимися глазами и щетиной на подбородке. Она упомянула в разговоре свой сарай, и я вообразила старуху, которая хранила журналы «Лайф» с 1946 года. В моем воображении рисовался дом с высокими, до потолка, кипами газет, везде кошки и грязища.
У женщины, которая пригласила меня войти, было круглое полное лицо. Ее рыхлое тело колыхалось во все стороны и, казалось, раздувалось при движении, тогда плоть заполняла все пространство внутри ее платья. В ней, наверное, закончился процесс брожения, потому что та раздражительность, с которой я столкнулась во время телефонного разговора, теперь исчезла. Она выглядела сомневающейся и нерешительной, и от нее пахло, как от кукурузных шариков, которые дарят на Рождество. На вид ей было восемьдесят пять лет и ни одним днем меньше.
Впустив меня, она повернулась ко мне спиной и тяжелой походкой направилась к креслу, предоставив мне самой закрывать дверь. Воздух начали сотрясать раскаты смеха, хотя ничего смешного никто не говорил.
— Вы убрали мусор? — Взрыв хохота. — Нет?
Чем бессмысленнее были слова, тем сильнее приступ веселья. Миссис Вирик взяла пульт и уменьшила громкость телевизора. На краю стола возле ее кресла я заметила полупустую бутылку «Олд форрестер».
— Вы нашли? — спросила я.
В глубине ее голубых глаз промелькнуло то ли лукавство, то ли чувство вины. Она взяла сложенный вдвое лист бумаги, который затрепетал в ее дрожавших руках.
— Зачем вам это нужно?
— Вы помните Виолетту Салливан?
— Да. Я была знакома с ней много лет назад.
— Вы, должно быть, слышали, что нашли ее тело.
— Я видела по телевизору.
— Тогда вы знаете о том, что с ней в машине был шпиц.
— По-моему, сказали: «собака». Не помню, чтобы говорили о шпице.
— Это был шпиц, и я думаю, что его продали вы. Вы нашли упоминание об этом в старых документах?
— Да, но я могу сказать вам только, кто купил щенка. Я понятия не имею о том, куда собака попала после этого.
— Понимаю. Дело в том, что я подозреваю, что тот человек, который купил собаку и подарил ее Виолетте, и есть убийца.
Она отрицательно замотала головой:
— Нет, это неправда! Я не могу в это поверить. Это не укладывается в моей голове.
— Почему? — Я увидела за окном вспышку света и посмотрела через плечо — какая-то машина въезжала на дорожку. Питбуль залаял с новой силой.
Миссис Вирик дотронулась до моего плеча, и я повернулась к ней.
— Потому что я знаю этого человека много лет. Мы с моим покойным мужем долгое время были его клиентами, и он хорошо к нам относился.
— Вы говорите о «Голубой луне»?
— О нет. «Луна» — это бар. Мой муж не употреблял спиртного. Он ни разу в жизни не напился.
— Простите, мне не следовало делать поспешных выводов. Вы продаете запасные части автомобилей?
— Не для таких машин, как у вас. Я слышала, как вы подъехали. Звук показался мне незнакомым. Я глуха на одно ухо, но другое слышит хорошо.