М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
опять с истинною сердечною горестию не пожалеть, что
по смерти Лермонтова его сочинения издаются не с та
кою же разборчивостью.
Ужель (как сказал он сам) ребяческие чувства,
Нестройный, безотчетный бред,
Достойны строгого искусства?
Их осмеет, забудет свет 44.
45
Весной 1838 года приехала в Петербург с мужем
Варвара Александровна проездом за границу. Лермон
тов был в Царском, я послал к нему нарочного, а сам
поскакал к ней. Боже мой,
сердце при ее виде! Бледная, худая, и тени не было
прежней Вареньки, только глаза сохранили свой блеск
и были такие же ласковые, как и прежде. «Ну, как вы
здесь живете?» — «Почему же это вы?» — «Потому, что
я спрашиваю про двоих». — «Живем, как бог послал,
а думаем и чувствуем, как в старину. Впрочем, другой от
вет будет из Царского через два часа». Это была наша
последняя встреча; ни ему, ни мне не суждено было ее
больше видеть. Она пережила его, томилась дол
го и скончалась, говорят, покойно, лет десять тому
назад.
В. А. Жуковский хотел видеть Лермонтова, которого
ему и представили. Маститый поэт принял молодого
дружески и внимательно и подарил ему экземпляр своей
«Ундины» с собственноручною надписью. Один из чле
нов царской фамилии пожелал прочесть «Демона», хо
дившего в то время по рукам, в списках более или менее
искаженных 45. Лермонтов принялся за эту поэму в чет
вертый раз, обделал ее окончательно, отдал переписать
каллиграфически и, по одобрении к печати цензурой,
препроводил по назначению. Через несколько дней он
получил ее обратно, и это единственный экземпляр пол
ный и после которого «Демон» не переделывался.
Экземпляр этот должен находиться у г. Алопеуса,
к которому перешел от меня через Обухова, това
рища моего по Артиллерийскому училищу. Есть еще
один экземпляр «Демона», писанный весь рукой Лер
монтова и переданный мною Дмитрию Аркадьевичу
Столыпину.
Мы часто в последнее время говорили с Лермонто
вым о «Демоне». Бесспорно, в нем есть прекрасные
стихи и картины, хотя я тогда, помня Кавказ, как сквозь
сон, не мог, как теперь, судить о поразительной верности
этих картин. Без сомнения, явясь в печати, он должен
был иметь успех, но мог возбудить и очень строгую ре
цензию. Мне всегда казалось, что «Демон» похож на
оперу с очаровательнейшею музыкой и пустейшим либ
ретто. В опере это извиняется, но в поэме не так. Дель
ный критик может и должен спросить поэта, в особен
ности такого, как Лермонтов: «Какая цель твоей поэмы,
какая в ней идея?» В «Демоне» видна одна цель — на-
46
писать несколько прекрасных стихов и нарисовать не
сколько прелестных картин дивной кавказской природы,
это хорошо, но мало. Идея же, смешно сказать, вышла
такая, о какой сам автор и не думал. В самом деле,
вспомните строфу:
И входит он, любить готовый,
С душой открытой для добра... и проч.
Не правда ли, что тут князю де Талейрану пришлось
бы повторить небесной полиции свое слово: surtout pas
trop de z`ele, Messieurs! * Посланник рая очень некстати
явился защищать Тамару от опасности, которой не су
ществовало; этою неловкостью он помешал возрождению
Демона и тем приготовил себе и своим в будущем про
пасть хлопот, от которых они навек бы избавились, если
бы посланник этот был догадливее. Безнравственной
идеи этой Лермонтов не мог иметь; хотя он и не отличал
ся особенно усердным выполнением религиозных обря
дов, но не был ни атеистом, ни богохульником. Прочтите
его пьесы «Я, матерь божия, ныне с молитвою», «В мину
ту жизни трудную», «Когда волнуется желтеющая нива»,
«Ветка Палестины» и скажите, мог ли человек без теп
лого чувства в сердце написать эти стихи? Мною пред
ложен был другой план: отнять у Демона всякую идею
о раскаянии и возрождении, пусть он действует прямо
с целью погубить душу святой отшельницы, чтобы
борьба Ангела с Демоном происходила в присутствии
Тамары, но не спящей; пусть Тамара, как высшее оли
цетворение нежной женской натуры, готовой жертво
вать собой, переходит с полным сознанием на сторону
несчастного, но, по ее мнению, кающегося страдальца,
в надежде спасти его; остальное все оставить как есть,
и стих:
Она страдала и любила,
И рай открылся для любви... —
спасает эпилог. «План т в о й , — отвечал Л е р м о н т о в , —
недурен, только сильно смахивает на Элоу «Soeur des an-
ges» ** Альфреда де Виньи. Впрочем, об этом можно
подумать. Демона мы печатать погодим, оставь его пока
у себя». Вот почему поэма «Демон», уже одобренная
Цензурным комитетом, осталась при жизни Лермонтова
* главным образом, не так много рвения, господа! ( фр.) .
** «Сестру ангелов» ( фр.) .
47