М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
портретов его ни один не похож, и профиль этот, как мне
кажется, грешит менее прочих портретов пред подлин
ником.
Срок отпуска Лермонтова приближался к концу; он
стал собираться обратно на Кавказ. Мы с ним сделали
подробный пересмотр всем бумагам, выбрали несколько
как напечатанных уже, так и еще не изданных и соста
вили связку. «Когда, бог даст, в е р н у с ь , — говорил о н , —
может, еще что-нибудь прибавится сюда, и мы хоро
шенько разберемся и посмотрим, что надо будет
поместить в томик и что выбросить». Бумаги эти я оста
вил у себя, остальные же, как ненужный хлам, мы
бросили в ящик. Если бы знал, где упадешь, говорит
п о с л о в и ц а , — соломки бы подостлал; так и в этом случае:
никогда не прощу себе, что весь этот хлам не отправил
тогда же на кухню под плиту.
Второго мая к восьми часам утра приехали мы
в Почтамт 56, откуда отправлялась московская мальпост.
У меня не было никакого предчувствия, но очень было
тяжело на душе. Пока закладывали лошадей, Лермон
тов давал мне различные поручения к В. А. Жуковскому
и А. А. Краевскому, говорил довольно долго, но я ничего
не слыхал. Когда он сел в карету, я немного опомнился
и сказал ему: «Извини, Мишель, я ничего не понял, что
ты говорил; если что нужно будет, напиши, я все испол
н ю » . — «Какой ты еще д и т я , — отвечал он. — Ничего,
все перемелется — мука будет. Прощай, поцелуй ручки
у бабушки и будь здоров».
Это были в жизни его последние слова ко мне;
в августе мы получили известие о его смерти.
По возвращении моем с бабушкой в деревню, куда
привезены были из Пятигорска и вещи Лермонтова,
я нашел между ними книгу в черном переплете in 8°,
в которой вписаны были рукой его несколько стихотво
рений, последних, сочиненных им. На первой странице
значилось, что книга дана Лермонтову князем Одоев
ским с тем, чтобы поэт возвратил ее исписанною; приез
жавший тогда в Петербург Николай Аркадьевич Сто
лыпин, по просьбе моей, взял эту книгу с собой для
передачи князю 57. Впоследствии, в 1842 году в Кремен-
52
чуге встретился я со Львом Ивановичем Арнольди *
и по просьбе его оставил ему на некоторое время
связку черновых стихотворений, отобранных Лермон
товым в 1841 году в Петербурге. Не знаю, до какой
степени бумаги эти служили при прежних изданиях
его сочинений, в которых довольно и ошибок и пропус
ков, тем не менее желательно, чтобы будущие издатели
сверили имеющиеся у них рукописи с находящимися
у названных мною лиц, которые, вероятно, из уважения
к памяти покойного поэта в том препятствовать не будут.
Только, ради создателя, для чего же все эти ученические
тетради и стихи первой юности? Если бы Лермонтов
жил долго и сочинения его, разбросанные по разным
местам, могли бы доставить материал для многотом
ного собрания — дело другое; должно было бы соеди
нить в одно место, в хронологическом порядке, если
угодно, все, что поэтом было изданоили назначено
к посмертному изданию; в таком собрании действи
тельно можно было бы следить за развитием и ходом
дарования поэта. Но Лермонтову, когда его убили,
не было и двадцати семи лет. Талант его не только
не успел принести зрелого плода, но лишь начал раз
виваться: все, что можно читать с удовольствием из
написанного им, едва ли доставит материал и на один
том. Зачем же прибавлять к нему еще два, увеличи
вать их объем, предлагая публике творения ниже по
средственности, недостойные славы поэта, которые он
сам признавал такими и никогда не думал выпускать
в свет? Не следовало.
Таково мое мнение, — выражаю его откровенно.
Может быть, некоторые из Аристархов нашей литера
туры и назовут меня отсталым старовером, не пони
мающим современных требований ее истории и критики.
Пусть так, заранее покоряюсь строгому приговору;
по крайней мере, читатель, зевая над «Тетрадями»,
не вправе будет пенять на Лермонтова за свою скуку.
В 1844 году, по выходе в отставку, пришлось мне
поселиться на Кавказе, в Пятигорском округе, и там
узнал я достоверные подробности о кончине Лермон
това от очевидцев, посторонних ему. Летом 1841 года
собралось в Пятигорске много молодежи из Петербурга,
* Я был в то время адъютантом у отца его, ныне сенатора, то
гда же начальника полевой конной артиллерии Ивана Карловича
Арнольди. ( Примеч. А. П. Шан-Гирея.)
53
между ними и Мартынов, очень красивый собой,
ходивший всегда в черкеске с большим дагестанским
кинжалом на поясе. Лермонтов, по старой привычке
трунить над школьным товарищем, выдумал ему про
званье Montagnard au grand poignard; * оно было бы,
кажется, и ничего, но, когда часто повторяется, может