М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
не вступил в права деятельного члена артели, приучив
шись и привыкнув курить до такой степени, что, долго
спустя по выходе из школы, я не курил другого табаку,
кроме известного под именем «двухрублевого Жукова».
Знакомство нас, новичков, с обычаями и порядками
юнкеров продолжалось недолго, и госпитальное препро
вождение времени было первым, о котором мы узнали,
чего, в сущности, и скрыть было невозможно. Затем
познакомились мы с другой лазейкой, чрезвычайно
удобной во многих о т н о ш е н и я х , — с людскими комна
тами офицерских квартир, отделенными широким кори
дором от господских помещений. Они находились
в отдельном доме, выходящем на Вознесенский про
спект. Оттуда посылали мы за вином, обыкновенно
за портвейном, который любили за то, что был крепок
и скоро отуманивал голову. В этих же притонах у юнке
ров была статская одежда, в которой они уходили
из школы, потихоньку, разумеется. И здесь нельзя
не сказать, до какой степени все сходило юнкерам
безнаказанно. Эта статская одежда состояла из парти
кулярной только шинели и такой же фуражки; вся же
прочая одежда была та, которую юнкера носили в шко
ле; даже шпор, которые никак не сходились со статской
одеждой, юнкера не снимали. Особенно любили юнкера
надевать на себя лакейскую форменную одежду и поль
зовались ею очень часто, потому что в ней можно было
157
возвращаться в школу через главные ворота у Синего
моста.
Познакомившись с этими притонами, мы, новички,
мало-помалу стали проникать во все таинства разгуль
ной жизни, о которой многие из нас, и я первый в том
числе, до поступления в школу и понятия не имели.
Начну с тех любимых юнкерами мест, которые они осо
бенно часто посещали. Обычными местами сходок юн
керов по воскресеньям были Фельет на Большой Мор
ской, Гане на Невском, между двумя Морскими, и кон
дитерская Беранже у Синего моста. Эта кондитерская
Беранже была самым любимым местом юнкеров по во
скресеньям и по будням; она была в то время лучшей
кондитерской в городе, но главное ее достоинство со
стояло в том, что в ней отведена была отдельная ком
ната для юнкеров, за которыми ухаживали, а главное,
верили им в долг. Сообщение с ней велось в школе
во всякое время дня; сторожа непрерывно летали туда
за мороженым и пирожками. В те дни, когда юнкеров
водили в баню, этому Беранже была большая работа:
из его кондитерской, бывшей наискось от бани, носи
лись и передавались в окно подвального этажа, где
помещалась баня, кроме съестного, ликеры и другие
напитки. Что творилось в этой бане, считаю излишним
припоминать, скажу только, что мытья тут не было,
а из бани зачастую летали пустые бутылки на прос
пект. <...>
...Несмотря на возраст юнкеров (в школу могли
поступать только лица, имевшие не менее семнадцати
лет), между ними преобладали школьные, детские про
казы, вроде того, например, чтобы подделать другому
юнкеру кровать, причем вся камера выжидала той
минуты, когда тот ляжет на нее и вместе с досками
и тюфяком провалится на землю, или, когда улягутся
юнкера спать, протянуть к двери веревку и закричать
в соседней камере: «Господа, из нашего окна виден
пожар». Потеха была, когда все кинутся смотреть
пожар и образуют в дверях кучку. Эта школьная штука
удалась нам один раз уже через меру хорошо. В кучке
очутился дежурный офицер уланского полка Дризен,
выбежавший из своей комнаты тоже посмотреть на по
жар. Рассердился он сначала, да скоро обошелся. <...>
Как ни странным покажется, но справедливость
требует сказать, что, несмотря на такое преобладание
между юнкерами школьного ребяческого духа, у них
158
был развит в сильной степени point d'honneur * офицер
ских кружков; Мы отделяли шалость, школьничество,
шутку от предметов серьезных, когда затрагивалась
честь, достоинство, звание или наносилось личное
оскорбление. Мы слишком хорошо понимали, что пред
метами этими шутить нельзя, и мы не шутили ими.
В этом деле старые юнкера имели большое значение,
направляя, или, как говорилось обыкновенно, вышко-
ливая новичков, в числе которых были люди разных
свойств и наклонностей. Тем или другим путем, но об
щество, или, иначе сказать, масса юнкеров достигала
своей цели, переламывая натуры, попорченные домаш
ним воспитанием, что, в сущности, и не трудно было
сделать, потому что одной личности нельзя же было
устоять противу всех. Нужно сказать, что средства,
которые употреблялись при этом, не всегда были мягки,
и если весь эскадрон невзлюбит кого-нибудь, то ему
было не хорошо. Особенно преследовались те юнкера,
которые не присоединялись к товарищам, когда были
между ними какие-нибудь соглашения, не любили