М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
и достойнее.
Как-то однажды нам дали знать, что граф Панин
неистовствует в правлении университета. Из любопыт
ства мы бросились туда. Даже Лермонтов молча потя
нулся за нами. Мы застали следующую сцену: два
казеннокоштные студента сидят один против другого
на табуретках и два университетских солдата совер
шают над ними обряд бритья и стрижки. Граф, атлети
ческого роста, приняв повелительную позу, грозно
кричал:
— Вот так! Стриги еще короче! Под гребешок!
Слышишь! А ты! — обращался он к д р у г о м у . — Чище
брей! Не жалей мыла, мыль его хорошенько!
Потом, обратившись к сидящим жертвам, гневно
сказал:
— Если вы у меня в другой раз осмелитесь только
подумать отпускать себе бороды, усы и длинные волосы
на голове, то я вас прикажу стричь и брить на барабане,
в карцер сажать и затем в солдаты отдавать. Вы ведь
не дьячки! Передайте это там всем. Ну! Ступайте
теперь!
Увидав в эту минуту нашу толпу, он закричал:
— Вам что тут нужно? Вам тут нечего торчать!
Зачем вы пожаловали сюда? Идите в свое место!
Мы опрометью, толкая друг друга, выбежали из
правления, проклиная Панина.
Иногда эти ненавистные нам личности, Панин
и Голохвастов, являлись в аудиторию для осмотра, все
142
ли в порядке. Об этом давалось знать всегда заранее.
Тогда начиналась беготня по коридорам. Субинспек
тора, университетские солдаты суетились, а в аудито
риях водворялась тишина.
Однообразно тянулась жизнь наша в стенах уни
верситета. К девяти часам утра мы собирались в нашу
аудиторию слушать монотонные, бессодержательные
лекции бесцветных профессоров наших: Победонос
цева, Гастева, Оболенского, Геринга, Кубарева, Малова,
Василевского, протоиерея Терновского. В два часа
пополудни мы расходились по домам. <...>
В старое доброе время любили повеселиться. Про
цветали всевозможные удовольствия: балы, собранья,
маскарады, театры, цирки, званые обеды и радушный
прием во всякое время в каждом доме. Многие из нас
усердно посещали все эти одуряющие собрания и раз
личные кружки общества, забывая и лекции, и премуд
рых профессоров наших. Наступило лето, а с ним вме
сте и роковые публичные экзамены, на которых следо
вало дать отчет в познаниях своих.
Рассеянная светская жизнь в продолжение года не
осталась бесследною. Многие из нас не были подготов
лены для сдачи экзаменов. Нравственное и догматиче
ское богословие, а также греческий и латинский языки
подкосили нас. Панин и Голохвастов, присутствуя на
экзаменах, злорадствовали нашей неудаче. Послед
ствием этого было то, что нас оставили на первом курсе
на другой год; в этом числе был и студент Лермонтов 3.
Самолюбие Лермонтова было уязвлено. С негодова
нием покинул он Московский университет навсегда,
отзываясь о профессорах, как о людях отсталых, глу
пых, бездарных, устарелых, как равно и о тогдашней
университетской нелепой администрации 4. Впослед
ствии мы узнали, что он, как человек богатый, поступил
на службу юнкером в лейб-гвардии Гусарский полк 5.
A. M. МИКЛАШЕВСКИЙ
МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ ЛЕРМОНТОВ
В ЗАМЕТКАХ ЕГО ТОВАРИЩА
Зная, насколько «Русская старина» интересуется
подробными сведениями о знаменитых наших соотече
ственниках, я, как бывший товарищ Михаила Юрьевича
Лермонтова, приведу здесь отрывок о нем из старых
моих воспоминаний.
Во всех биографиях М. Ю. Лермонтова, сколько мне
удавалось читать их, не упоминается, кажется, что до
поступления его в Московский университет бабушка
его, Арсеньева, определила его в Московский универси
тетский благородный пансион. Сколько могу припом
нить, кажется, он, хорошо, видно, дома подготовлен
ный, поступил в пятый класс 1, откуда он, не кончив
последнего, шестого класса, скоро вышел. Много было
напечатано воспоминаний бывших учеников пансиона,
а потому я ограничусь только сообщением о том вре
мени, когда Лермонтов был в числе воспитанников.
Лучшие профессора того времени преподавали у нас
в пансионе, и я еще живо помню, как на лекциях рус
ской словесности заслуженный профессор Мерзляков
принес к нам в класс только что вышедшее стихо
творение Пушкина
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
и проч.2, —
и как он, древний классик, разбирая это стихотворение,
критиковал его, находя все уподобления невозмож
ными, неестественными, и как все это бесило тогда
Лермонтова. Я не помню, конечно, какое именно стихо
творение представил Лермонтов Мерзлякову; но чрез
144
несколько дней, возвращая все наши сочинения на
заданные им темы, он, возвращая стихи Лермонтову,
хотя и похвалил их, но прибавил только: «молодо-