М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
или, вернее, только крепость Георгиевскую. Смотритель
сказал мне, что ночью ехать дальше не совсем без
опасно. Я решился остаться ночевать и в ожидании
самовара пошел прогуляться. Вернувшись, я только что
принялся пить чай, как в комнату вошли Лермонтов
и Столыпин. Они поздоровались со мною, как со ста
рым знакомым, и приняли приглашение выпить чаю.
Вошедший смотритель на приказание Лермонтова
запрягать лошадей
ности ночного пути. Лермонтов ответил, что он старый
кавказец, бывал в экспедициях и его не запугаешь.
Решение продолжать путь не изменилось и от смотри
тельского рассказа, что позавчера в семи верстах от
крепости зарезан был черкесами проезжий унтер-
офицер. Я с своей стороны тоже стал уговаривать лучше
подождать завтрашнего дня, утверждая что-то вроде
того, что лучше же приберечь храбрость на время
какой-либо экспедиции, чем рисковать жизнью в борьбе
с ночными разбойниками. К тому же разразился
страшный дождь, и он-то, кажется, сильнее доводов
наших подействовал на Лермонтова, который решился-
388
таки заночевать. Принесли что у кого было съестного,
явилось на стол кахетинское вино, и мы разговорились.
Они расспрашивали меня о цели моей поездки, объ
яснили, что сами едут в отряд за Лабу, чтобы участво
вать в «экспедициях против горцев». Я утверждал, что
не понимаю их влечения к трудностям боевой жизни,
и противопоставлял ей удовольствия, которые ожидаю
от кратковременного пребывания в Пятигорске, в хоро
шей квартире, с удобствами жизни и разными затеями,
которые им в отряде, конечно, доступны не будут...
На другое утро Лермонтов, входя в комнату, в кото
рой я со Столыпиным сидели уже за самоваром,
обратясь к последнему, сказал: «Послушай, Столыпин,
а ведь теперь в Пятигорске хорошо, там Верзилины
(он назвал еще несколько имен) ; поедем в Пятигорск».
Столыпин отвечал, что это невозможно. «Почему? —
быстро спросил Л е р м о н т о в , — там комендант старый
Ильяшенков, и являться к нему нечего, ничто нам не
мешает. Решайся, Столыпин, едем в Пятигорск».
С этими словами Лермонтов вышел из комнаты. На
дворе лил проливной дождь. Надо заметить, что Пяти
горск стоял от Георгиевского на расстоянии сорока
верст, по тогдашнему — один перегон. Из Георгиевска
мне приходилось ехать в одну сторону, им — в другую.
Столыпин сидел, задумавшись. «Ну, ч т о , — спросил
я е г о , — решаетесь, капитан?» — «Помилуйте, как нам
ехать в Пятигорск, ведь мне поручено везти его в отряд.
В о н , — говорил он, указывая на с т о л , — наша подорож
ная, а там инструкция — посмотрите». Я поглядел на
подорожную, которая лежала раскрытою, а развернуть
сложенную инструкцию посовестился и, признаться,
очень о том сожалею.
Дверь отворилась, быстро вошел Лермонтов, сел
к столу и, обратясь к Столыпину, произнес повелитель
ным тоном:
«Столыпин, едем в Пятигорск! — С этими словами
вынул он из кармана кошелек с деньгами, взял из него
монету и сказал: — Вот, послушай, бросаю полтинник,
если упадет кверху орлом — едем в отряд; если решет
кой — едем в Пятигорск. Согласен?»
Столыпин молча кивнул головой. Полтинник был
брошен, и к нашим ногам упал решеткою вверх. Лер
монтов вскочил и радостно закричал: «В Пятигорск,
в Пятигорск! позвать людей, нам уже запрягли!» Люди,
два дюжих татарина, узнав, в чем дело, упали перед
389
господами и благодарили их, выражая непритворную
радость. « В е р н о , — думал я, — нелегка пришлась бы им
жизнь в отряде».
Лошади были поданы. Я пригласил спутников в свою
коляску. Лермонтов и я сидели на задней скамье,
Столыпин на передней. Нас обдавало целым потоком
дождя. Лермонтову хотелось закурить т р у б к у , — оно
оказалось немыслимым. Дорогой и Столыпин и я мол
чали, Лермонтов говорил почти без умолку и все время
был в каком-то возбужденном состоянии. Между
прочим, он указывал нам на озеро, кругом которого он
джигитовал, а трое черкес гонялись за ним, но он
ускользнул от них на лихом своем карабахском коне.
Говорил Лермонтов и о вопросах, касавшихся
общего положения дел в России. Об одном высоко
поставленном лице я услыхал от него тогда в первый раз
в жизни моей такое жесткое мнение, что оно и теперь
еще кажется мне преувеличенным.
Промокшие до костей, приехали мы в Пятигорск
и вместе остановились на бульваре в гостинице, кото
рую содержал армянин Найтаки. Минут через двадцать
в мой номер явились Столыпин и Лермонтов, уже пере
одетыми, в белом как снег белье и халатах. Лермонтов
был в шелковом темно-зеленом с узорами халате,
опоясанный толстым снурком с золотыми желудями
на концах. Потирая руки от удовольствия, Лермонтов