М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
горске, а Лермонтов был душою общества и делал силь
ное впечатление на женский пол. Стали давать танце
вальные вечера, устраивали пикники, кавалькады, про
гулки в горы, но для меня они были слишком шумны,
397
и я не пользовался ими часто. В это же время приехал из
Тифлиса командир Нижегородского драгунского полка
полковник Сергей Дмитриевич Безобразов, один из кра
сивейших мужчин своего века, и много прибавил к
селью блестящей молодежи. Я знал его еще в Варшаве,
когда был адъютантом в. к. Константина Павловича.
В то время его смело можно было назвать Аполлоном
Бельведерским, а при его любезности, ловкости, уменье
танцевать, в особенности мазурку, не мудрено было ему
сводить всех полек с ума. В 1841 году я нашел Безо-
бразова уже не тем, и время взяло свое, хотя еще оста
вило следы прежней красоты.
В июле месяце молодежь задумала дать бал пяти
горской публике, которая более или менее, само собою
<разумеется>, была между собою знакома. Составилась
подписка, и затея приняла громадные размеры. Вся мо
лодежь дружно помогала в устройстве праздника, ко
торый 8 июля и был дан на одной из площадок аллеи
у огромного грота, великолепно украшенного природой
и искусством. Свод грота убрали разноцветными ша
лями, соединив их в центре в красивый узел и прикрыв
круглым зеркалом, стены обтянули персидскими ков
рами, повесили искусно импровизированные люстры из
простых обручей и веревок, обвитых чрезвычайно кра
сиво великолепными живыми цветами и вьющеюся зе
ленью; снаружи грота, на огромных деревьях аллей,
прилегающих к площадке, на которой собирались тан
цевать, развесили, как говорят, более двух тысяч пяти
сот разноцветных фонарей... Хор военной музыки по
местили на площадке, над гротом, и во время антрактов
между танцами звуки музыкальных знаменитостей не
жили слух очарованных гостей, бальная музыка стояла
в аллее. Красное сукно длинной лентой стлалось до
палатки, назначенной служить уборною для дам. Она
также убрана шалями и снабжена заботливыми учре
дителями всем необходимым для самой взыскатель
ной и избалованной красавицы. Там было огромное
зеркало в серебряной оправе, щетки, гребни, духи,
помада, шпильки, булавки, ленты, тесемки и женщина
для прислуги. Уголок этот был так мило отделан, что
дамы бегали туда для того только, чтоб налюбоваться
им. Роскошный буфет не был также забыт. Природа,
как бы согласившись с общим желанием и настроением,
выказала себя в самом благоприятном виде. В этот
вечер небо было чистого темно-синего цвета и усеяно
398
бесчисленными серебряными звездами. Ни один листок
не шевелился на деревьях. К восьми часам приглашен
ные по билетам собрались, и танцы быстро следовали
один за другим. Неприглашенные, не переходя за черту
импровизированной танцевальной залы, окружали
густыми рядами кружащихся и веселящихся счаст
ливцев.
Лермонтов необыкновенно много танцевал, да и все
общество было как-то особенно настроено к веселью.
После одного бешеного тура вальса Лермонтов, весь
запыхавшийся от усталости, подошел ко мне и тихо
спросил:
— Видите ли вы даму Дмитревского?.. Это его «ка
рие глаза»... Не правда ли, как она хороша?
Я тогда стал пристальнее ее разглядывать и в самом
деле нашел ее красавицей. Она была в белом платье
какой-то изумительной белизны и свежести. Густые
каштановые волосы ее были гладко причесаны, а из-за
уха только спускались красивыми локонами на ее пле
чи; единственная нитка крупного жемчуга красиво
расположилась на лебединой шее этой молодой жен
щины как бы для того, чтобы на ее природной красоте
сосредоточить все внимание наблюдателя. Но главное,
что поразило бы всякого, это были большие карие глаза,
осененные длинными ресницами и темными, хорошо
очерченными бровями. Красавица, как бы не зная, что
глаза ее прелестны, иногда прищуривалась, а обра
щаясь к своему кавалеру, вслед за сим скромным дви
жением обдавала его таким огнем, что в состоянии
была бы увлечь и, вероятно, увлекала не одного своего
поклонника. Я не любопытствовал узнать, кто она,
боясь разочароваться тою обстановкой, которою она
может быть окружена. Я не хотел знать даже, замужем
ли она, опасаясь, что мне назовут и укажут какого-либо
уродливого мужа-грузина, армянина или казачьего ге
нерала. На другой день бала она уехала из Пятигорска,
а счастливый Дмитревский полетел за ней 13.
Бал продолжался до поздней ночи, или, лучше ска
зать, до самого утра. Семейство Арнольди удалилось
раньше, а скоро и все стали расходиться. Я говорю «рас
ходиться», а не «разъезжаться», потому что экипажей
в Пятигорске нет, да и участницы бала жили все неда
леко, по бульвару. С вершины грота я видел, как уста