М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
ною смертью погиб бесследно и Александр Бестужев 9.
Я очень был рад познакомиться с храбрым, славным
Фрейтагом, и мы в частых беседах наших вспоминали
про бедного Лихарева. Фрейтаг после этого не долго
оставался на Кавказе, вскоре, выздоровев, произведен
был в генералы и назначен генерал-квартирмейстером
к Паскевичу в Варшаву.
Кто не знает Пятигорска из рассказов, описаний
и проч.? Я не берусь его описывать и чувствую, что
мое слабо для воспроизведения всех красот природы.
395
Скажу только, что в то время съезды на Кавказские
воды были многочисленны, со всех концов России. Кого,
бывало, не встретишь на водах? Какая смесь одежд,
лиц, состояний! Со всех концов огромной России соби
раются больные к источникам в надежде — и большею
частью справедливой — исцеления. Тут же толпятся
и здоровые, приехавшие развлечься и поиграть в кар
тишки. С восходом солнца толпы стоят у целительных
источников с своими стаканами. Дамы с грациозным
движением опускают на беленьком снурочке свой <ста
кан> в колодец, казак с нагайкой через плечо — обык
новенного принадлежностью — бросает свой стакан
в теплую вонючую воду и потом, залпом выпив какую-
нибудь десятую порцию, морщится и не может удер
жаться, чтоб громко не сказать: «Черт возьми, какая
гадость!» Легко больные не строго исполняют предписа
ния своих докторов держать диету, и я слышал, как один
из таких звал своего товарища на обед, хвастаясь ему,
что получил из колонии два славных поросенка и велел
их обоих изжарить к обеду своему.
Гвардейские офицеры после экспедиции нахлынули
в Пятигорск, и общество еще более оживилось. Моло
дежь эта здорова, сильна, весела, как подобает мо
лодости, воды не пьет, конечно, и широко пользуется
свободой после трудной экспедиции. Они бывают так
же у источников, но без стаканов: лорнеты и хлысти
ки их заменяют. Везде в виноградных аллеях можно
их встретить, увивающихся и любезничающих с дамами.
У Лермонтова я познакомился со многими из них
и с удовольствием вспоминаю теперь имена их: Алек
сей Столыпин (Монго), товарищ Лермонтова по школе
и полку в гвардии; Глебов, конногвардеец, с подвязанной
рукой, тяжело раненный в ключицу; Тиран, лейб-гусар,
Александр Васильчиков, чиновник при Гане для реви
зии Кавказского края, сын моего бывшего корпусного
командира в гвардии; Сергей Трубецкой, Манзей 10
и другие. Вся эта молодежь чрезвычайно любила декаб
ристов вообще, и мы легко сошлись с ними на короткую
ногу. Часто любовались они моею палкою из виноград
ной лозы, которая меня никогда не оставляла и с ко
торой я таскался по трущобам Кавказа в цепи застрель
щ и к о в , — мой верный Антонов, отличный стрелок, как
я уже сказал, за меня отстреливался. В одном деле он
в моих глазах положил двух горцев, и мы после ходили
на них смотреть. Я просил своего полкового командира
396
наградить моего телохранителя Георгиевским крестом
из числа присылаемых в роты, но, оставив в то время
отряд, не знаю, получил ли мой Антонов тот крестик, за
который кавказский солдат делает часто чудеса молоде
чества, храбрости, отваги.
Товарищ мой по Сибири Игельстром 11 все пребы
вание свое на Кавказе провел в этой охоте за людьми
в цепи... В белом кителе, с двухствольным ружьем, веч
но, бывало, таскается он по кустам и отыскивает своих
жертв. В одном деле и ему удалось положить на месте
двух горцев. Генерал Раевский 12, делая представление
об отличившихся, велел написать в донесении своем, что
рядовой саперной роты такой-то убил пятерых горцев.
Лишь только Игельстром узнал об этом, то отправился
к генералу и объяснил ему неверность слухов, дошед
ших до него, что он, застрелив только двух, не берет на
себя того, чего не сделал. Тогда Раевский, засмеявшись,
сказал ему: «Пожалуйста, подари мне этих троих в счет
будущего...» Донесение пошло, и Игельстром произве
ден был в офицеры.
Лев Пушкин приехал в Пятигорск в больших эполе
тах. Он произведен в майоры, а все тот же! Прибежит
на минуту впопыхах, вечно чем-то о з а б о ч е н , — уж такая
натура! Он свел меня с Дмитревским, нарочно при
ехавшим из Тифлиса, чтобы с нами, декабристами, по
знакомиться. Дмитревский был поэт и в то время был
влюблен и пел прекрасными стихами о каких-то пре
красных карих глазах. Лермонтов восхищался этими
стихами и говаривал обыкновенно: «После твоих стихов
разлюбишь поневоле черные и голубые очи и полюбишь
карие глаза».
Дмитревскому везло, как говорится, и по службе;
он назначен был вице-губернатором Кавказской об
ласти, но, к сожалению, недолго пользовался этими бла
гами жизни и скоро скончался. Я был с ним некоторое
время в переписке и теперь еще храню автограф его
«Карих глаз».
* * *
Гвардейская молодежь жила разгульно в Пяти