М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
эта несчастная дуэль. А я совершенно уверена, что
оба собеседника во время своей ссоры вовсе не думали
обо мне. К несчастью, казалось, что оба молодых чело
века ухаживали за мной. Что я положительно знаю,
так это то, что они меня в равной степени уважали. Я их
обоих очень любила, и я могу сказать об этом любому,
кто захочет услышать это. Так что же в этом плохого,
спрашиваю я Вас? Они много раз слышали от меня,
что я не выйду
было никакой надежды. И потом каждый из них знал
всю глубину моего дружеского расположения к дру
гому. Я этого не скрывала. И я не видела в этом ничего,
заслуживающего порицания.
Что касается этой дуэли, то мое поведение никоим
образом не могло дать повод для нее, так как я всегда
была одинакова как по отношению к одному, так и по
отношению к другому. Эрнест, говоря со мной о Лер
монтове, называл его «ваш поэт», а Лермонтов, говоря
о Баранте, называл его «ваш любезный дипломат».
Я смеялась над этим, вот и все.
Было бы слишком долго отвечать Вам на все то,
о чем говорится в Ваших письмах... Если б горе столь
504
большой потери не удручало меня, я бы часто от
всего сердца смеялась над той доброжелательностью,
с которой будут вестись все эти пересуды. Мой
поспешный отъезд дает повод для сплетен, но Вы
сами можете засвидетельствовать, прочитав отчаян
ное письмо моей мачехи о состоянии здоровья моего
отца.
Меня бесконечно огорчает отчаяние госпожи
Арсеньевой, этой замечательной старушки, она должна
меня ненавидеть, хотя никогда меня не видела. Она
осуждает меня, я в этом уверена, но если б она знала,
как я сама изнемогаю под тяжестью только что услы
шанного! Мадам Барант справедлива ко мне, в этом
я уверена. Она читала в моей душе так же легко, как
и в душе Констанции <дочери>, она знала о моих
отношениях с ее сыном, и она не может, таким образом,
сердиться на меня из-за его отъезда. Эта семья мне
очень дорога, я им многим обязана». А 23 марта она
продолжает: «Один друг моего отца... человек, наде
ленный очень рассудительным и обстоятельным умом,
интересуется всем, что касается нашей семьи. Именно
он пишет, что Эрнест уже покинул Петербург. Теперь
мне не терпится узнать, каким будет путь М.: мне
пишут также, что он просит, чтобы его послали на
Кавказ. Какой безумец! Думает ли он о своей бабушке,
которая умрет от огорчения? Думает ли он о прокля
тиях, которые вся его семья пошлет на мою голову?
Никогда его родственники не захотят поверить, что
я ничего не значила в этой дуэли и что лишь благодаря
хорошему воспитанию, которое они ему дали, вся эта
история имела место. Как с одной, так и с другой сто
роны, они действовали как безумцы или как дети, кото
рые ссорятся, не зная почему <...>
Расскажите мне немного, что говорят Карамзины.
Настроена ли против меня Софи? Это привело бы меня
в отчаяние, потому что я ее так любила и так хорошо
понимала истинный такт и чистосердечие ее разго
вора...» (Литературная Россия, 1987, 24 июля, с. 16).
48 А. А. Столыпин (Монго) был секундантом Лермонтова.
49 Марка дуэльных пистолетов.
50 Тереза фон Бахерахт, немецкая писательница, жена секре
таря русского консульства в Гамбурге. О ней и ее роли в истории
дуэли Лермонтова с Э. Барантом см.: Герштейн,с. 10—18.
51 Об истории дуэли Лермонтова с Э. Барантом и последовав
ших событиях см.: Герштейн,с. 6—35.
505
52 Прибавление к стихотворению «Соседка» неизвестно.
В. А. Соллогуб также вспоминал, что «Лермонтов в ордонанс-гаузе
читал ему это стихотворение, позднее переделанное». Он видел
и рисунок Лермонтова, изображавший эту девушку ( Висковатов,
с. 294).
53 Лермонтов приехал в Петербург в начале февраля 1841 г.,
а Е. А. Арсеньева — только в середине марта.
54 «Герой нашего времени» был закончен раньше и в апреле
1840 г. уже вышел отдельным изданием.
55 Этот рисунок Шан-Гирея не сохранился.
56 Лермонтов последний раз выехал из Петербурга 14 апреля
1841 г.
57 Теперь эта книга находится в ГПБ.В нее вписаны стихо
творения «Спор», «Сон» («В полдневный жар...»), «Утес», «Они
любили друг друга...», «Тамара», «Свидание», «Листок», «Нет, не
тебя так пылко я люблю...», «Выхожу один я на дорогу...», «Морская
царевна», «Пророк», «Лилейной рукой поправляя...», «На бурке под
тенью чинары...». На первой странице надпись В. Ф. Одоевского:
«Поэту Лермонтову дается сия моя старая и любимая книга с тем,
чтобы он возвратил мне ее сам и всю исписанную. К<нязь>
В. Одоевский. 1841. Апреля 13-е. СПБург».Возвращена Одоевскому
книга была только 30 декабря 1843 г. А. А. Хастатовым.