М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
нам шили в школьной швальне. <...>
Учебный курс продолжался в школе два года; сна
чала поступали во второй класс, а потом переводили
в первый, откуда уже юнкера выпускались в офицеры.
Поступление мое в школу совпало с тем временем,
когда первого класса не было, за уходом юнкеров этого
160
класса в поход. Второй класс доканчивал курс и в мае
месяце должен был держать переходные экзамены.
Нам, новичкам, поступившим в
было право или присоединиться ко второму классу
и с ним держать экзамен для перехода в первый класс
(таких нашлось немного), или начать курс с начала
его, то есть с 1 августа (таких было большинство,
и я в том числе). Таким образом, хотя мы и ходили
до лагеря в классы, но ничем не занимались, да, в сущ
ности, мало занимались и другие. Классы посвящались
обыкновенно разговорам, чтению книг, которые пря
тались по приходе начальника, игре в орлянку на задней
скамейке и шалостям с учителем.
6 Лермонтов в восп. совр.
В. И. АННЕНКОВА
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
Между адъютантами великого князя я часто встре
чала Философова Алексея Илларионовича, Александра
Грёссера, Шипова, Бакунина — и решила найти среди
них, мужа для семнадцатилетней хорошенькой кузины
моего мужа, которую я вывожу на балы, спектакли
и концерты. Это Аннет Столыпина 1, дочь старой
тетушки Натальи Алексеевны Столыпиной. У этой ста
рой тетушки есть сестра, еще более пожилая и слабая,
чем она, Елизавета Алексеевна Арсеньева. Это —
бабушка Михаила Лермонтова, знаменитого поэта,
которому в 1832 году было восемнадцать или девят
надцать лет.
Он кончил учение в пансионе при Московском уни
верситете и, к большому отчаянью бабушки, которая
его обожает и балует, упорно хочет стать военным
и поступил в кавалерийскую школу подпрапорщиков.
Однажды к нам приходит старая тетушка Арсеньева
вся в слезах. «Батюшка мой, Николай Николаевич! —
говорит она моему м у ж у . — Миша мой болен и лежит
в лазарете школы гвардейских подпрапорщиков!»
Этот избалованный Миша был предметом обожания
бедной бабушки, он последний и единственный отпрыск
многочисленной семьи, которую бедная старуха видит
угасающей постепенно. Она испытала несчастье поте
рять всех своих детей одного за другим 2. Ее младшая
дочь мадам Лермонтова умерла последней в очень
молодых годах, оставив единственного сына, который
потому-то и превратился в предмет всей нежности
и заботы бедной старушки. Она перенесла на него всю
материнскую любовь и привязанность, какие были у нее
к своим детям.
162
Мой муж обещал доброй почтенной тетушке немед
ленно навестить больного юношу в госпитале школы
подпрапорщиков и поручить его заботам врача.
Корпус школы подпрапорщиков находился тогда
возле Синего моста; позднее его перевели в другое
место. А громадное здание, переделанное снизу довер
ху, стало дворцом великой княгини Марии Николаевны.
Мы отправились туда в тот же день на санях.
В первый раз я увидела будущего великого поэта
Лермонтова.
Должна признаться, он мне совсем не понравился.
У него был злой и угрюмый вид, его небольшие черные
глаза сверкали мрачным огнем, взгляд был таким же
недобрым, как и улыбка. Он был мал ростом, коренаст
и некрасив, но не так изысканно и очаровательно некра
сив, как Пушкин, а некрасив очень грубо и несколько
даже неблагородно.
Мы нашли его не прикованным к постели, а лежа
щим на койке и покрытым солдатской шинелью. В таком
положении он рисовал и не соблаговолил при нашем
приближении подняться. Он был окружен молодыми
людьми, и думаю, ради этой публики он и был так мра
чен по отношению к нам, пришедшим его навестить.
Мой муж обратился к нему со словами привета
и представил ему новую кузину. Он смерил меня с голо
вы до ног уверенным и недоброжелательным взглядом.
Он был желчным и нервным и имел вид злого ребенка,
избалованного, наполненного собой, упрямого и непри
ятного до последней степени.
Мы его больше не видели и совершенно потеряли
из виду, так как скоро покинули Петербург, а когда
мы туда вернулись, мы там его уже не нашли.
Я видела его еще только один раз в Москве, если
не ошибаюсь, в 1839 году; он уже написал своего «Героя
нашего времени», где в лице Печорина изобразил самого
себя 3.
На этот раз мы разговаривали довольно долго и тан
цевали контрданс на балу у Базилевских (мадам Бази-
левская, рожденная Грёссер).
Он приехал с Кавказа и носил пехотную армейскую
форму. Выражение лица его не изменилось — тот же
мрачный взгляд, та же язвительная улыбка. Когда он,
небольшого роста и коренастый, танцевал, он напоми
нал армейского офицера, как изображают его в «Горе