Мацзу
Шрифт:
— Мы подумали, если наш предок стал здесь богатым, вдруг и нам повезет?! — закончил я свой рассказ.
— Возможно, тебе повезет. Мне кажется, ты похож на своего предка, — сказал в утешение Бао Ки.
После чего он перешел к делу, расспросив, насколько хорошо я умею управлять кораблем и знаю, как добраться до Сингапура, Индии, Египта. Без ложной скромности рассказал, что лучше меня вряд ли кто-нибудь знает.
— Большая часть капитанов бывает здесь раз в году, а мы с отцом мотались в этих водах без перерыва, — объяснил я свой опыт. — К тому же, у других гвайлоу можно купить карты, на которые нанесены все порты, и лоции, где описано все остальное об этих морях.
— У нас есть такие карты и книги, — проинформировал старик, не уточнив, откуда именно.
Готов побиться об заклад, что мой визави в молодости был отчаянным
— Ты сказал, что вы с отцом плавали за опиумом круглый год. Объясни, как у вас это получалось. Другие корабли гвайлоу приходят к нам летом и уходят зимой, — попросил он.
— Потому что у них прямые паруса. С такими быстрее добираешься сюда, используя попутные ветры, дующие в одном направлении полгода. У нас были косые паруса. С ними медленнее идешь по ветру, зато можешь и против него галсами, — рассказал я и объяснил, что такое галсы. — Для дальних переходов выгоднее иметь большой корабль с прямыми парусами, а для сравнительно коротких, а отсюда до Айн-Сохны более чем в два раза, а до Калькутты в четыре раза ближе, чем до Лондона, лучше маленький с косыми. К тому же, на него потребуется меньше матросов и можно взять неопытных и быстро обучить.
— Наши корабли подойдут для таких плаваний? — спросил он.
— Не очень. Лучше построить такой же, какой был у нас с отцом, — ответил я.
— Гвайлоу в Аомэне смогут сделать? — поинтересовался он.
— Должны. Если чего-то не знают, я им помогу. Мы много раз ремонтировали и перестраивали нашу шхуну, — сказал я.
Дальше мы обсудили, сколько буду получать (старик уперся на пяти процентах от прибыли, хотя я пытался пробить десять), и договорились, что всеми торговыми операциями будут заниматься его люди (я сразу согласился). Единственное, о чем он даже не заикнулся, была цена шхуны. Видимо, клан настолько богат, что мелкие расходы на постройку корабля не интересуют абсолютно.
14
Я бывал в Аомэне (Макао) в конце семнадцатого и начале двадцать первого века. В первом случае заскакивал по торговым делам и для пополнения запасов провизии и пресной воды. Тогда это был небольшой островной городишко со смешанным, португальско-китайским населением. Во втором случае ездил сюда на экскурсию с подругой-китаянкой. Сперва мы посетили Гонконг, а потом на автобусе по системе из мостов и туннеля пересекли за три с половиной часа эстуарий реки Жемчужной и оказались на полуострове, который был основной частью города-государства Макао. В течение одного дня я посмотрел три версии китайцев: кантонскую, британскую и португальскую. Первая строила капитализм с коммунистическим лицом, вторая занималась финансами и оффшорами, третья превратилась в обслугу, пожалуй, самого большого и прибыльного казино в мире. Китайцы были очень разными и при этом очень похожими. Последнее лучше всего проявлялось в Макао.
Я был уверен, что моя подруга — очень прагматичная, расчетливая женщина, которую трудно сбить с пути праведного в его китайском варианте, заточенном на успех. Этот образ был разбит вдребезги в казино «Венецианский Макао», самом большом на полуострове. Я не азартен. Наверное, потому, что начал играть в карты на деньги в одиннадцать лет и, так сказать, переболел в детстве. Я заметил, что в азартные игры везет только дуракам и жуликам. Видимо, игры на деньги для того и придумали, чтобы стать богатым или убедиться, что не дурак или мошенник. Я убедился — и выздоровел. Могу сделать пару ставок на рулетке, подавить кнопку однорукого бандита или сыграть несколько партий в покер с крупье, то есть иду в казино, как в кинотеатр, чтобы потратить деньги на удовольствие, а не для того, чтобы нарубить их. Я и раньше обращал внимание на то, что большую часть игроков в таких заведениях составляют китайцы. Среди них часто можно было видеть людей с глазами, воспаленными от двух-трехдневной бессонницы, голода, хотя в таких местах обычно кормят бесплатно, и курения пачками. Эти игроки с надеждой и болью смотрят на скачущий по секторам шарик. В их мире больше нет ничего, только этот круглый предмет, решающий судьбу. Проигрыши ничему не учат их. Танцоры на граблях (шариках).
Моя подруга сперва дорвалась до «однорукого бандита» — игрового автомата. Когда рядом раздавался радостный перезвон монет, дергала рычаг с такой силой, точно хотела сделать «бандита» безруким. По пути к кассе за новыми жетонами, я перехватил ее и предложил продолжить на рулетке. Думал, более медленный, скучный процесс быстрее надоест. Это был мой роковой промах. Вот там она и раскрылась по-полной. Я не мог понять, как умудрился встречаться с женщиной, пусть и урывками, более года и не заметил, что имею дело с безбашенной истеричкой. Вытащить из казино удалось только после того, как взял ее кредитную карту, якобы чтобы купить еще жетонов, но не сделал это и карту не вернул. Увел после скандала со слезами, в который вмешалась охрана, пожелавшая защитить бедную женщину, жертву лаовая, которой мешал ей проиграть все свои сбережения. Чуть не дошло до драки. Она почувствовала, что сейчас все кончится очень плохо для меня — и образумилась. Мы поднялись на лифте в наш номер, входивший в турпакет, причем с большой скидкой, где я предложил другое развлечение, так любимое ею ранее. Со мной было ее тело, а душа и эмоции — все еще возле стола рулетки. На следующий день мы не разговаривали, ехали в автобусе, как чужие люди. Окончательно пришла в себя только в Шанхае, когда решилась узнать, сколько промотала в казино. С тех пор даже слово Макао было у нас под запретом.
В первой половине девятнадцатого века город стал средним по европейским меркам. Уже расположен на полуострове. Пролив между островом и материком засыпали, сильно упростив логистику, но все равно большая часть товаров перемещалась по воде. Эту землю португальцы арендовали у китайцев и на ней действовали китайские законы, но только по отношению к подданным хуанди. Португальцы жили по своим законам. На самом высоком холме находилась небольшая каменная крепость Гия, построенная без разрешения китайских властей. Как заведено в португальских городах, на центральной площади были довольно высокий каменный католический собор святого Павла и иезуитский колледж, неподалеку от которых разбито христианское кладбище. Имелось еще несколько церквей и буддистских храмов, в том числе богине Мацзу, самом древнем, построенном еще до прибытия европейцев и сохранившемся, несмотря на все старания агрессивных христиан. Говорят, что именно от его названия А-маа-гок (Помещение матери) и получился португальский вариант Макао. Пока что нет высоченной башни, с которой в китайском турагентстве мне предлагали за дополнительную плату в две с половиной тысячи маканских патак (примерно триста двадцать американских долларов) сигануть на страховочном канате с высоты двести тридцать метров. Как они заявили, все русские обязательно делают это. Видимо, я не русский и не только: не стал подниматься даже на смотровую площадку, чтобы, как положено культурному человеку, плюнуть с нее.
Главное, что в Макао уже имелись три стапеля. На них изредка ремонтировали европейские корабли, потрепанные за время перехода сюда, а все остальное время строили небольшие посудины для каботажников и рыбаков. Сейчас два стапеля простаивали. Оба принадлежали португальцу Педро Коста, носатому горбуну лет сорока, угрюмо смотрящему на жизнь из-под черных, широких, густых, всклокоченных бровей, нависающих двумя козырьками над темно-карими глазами, который перемещался стремительно, опираясь на длинный, выше него, посох с разметкой в сантиметрах. Последнее удивило меня. Как рассказал корабел, Португалия в начале девятнадцатого века вслед за Францией перешла на метрическую систему.
— Что желаешь построить, парень? — спросил он на плохом английском, глядя на меня снизу вверх и как бы сквозь густые брови.
— Тридцатиметровую гафельную шхуну с острыми обводами, как у клипера, и соотношением длины к ширине, как пять к одному, — ответил я на португальском.
Педро Коста гмыкнул удивленно, то ли поражаясь знанию его родного языка, то ли моему пожеланию, после чего поинтересовался:
— Ты американец? — и сам ответил: — Американец. Только у вас шхуна — любимый корабль.
— Потому что быстроходный и маневренный, хорошо ходит круто к ветру, — сказал я.
— Не спорю, — произнес он, — зато груза берет меньше.
— Для меня важнее скорость, а не количество. Груз будет легкий, — сообщил я.
— Чай? Шелк? — полюбопытствовал он.
— В ту сторону, а обратно опиум, — не стал я скрывать.
Все равно со временем узнает. В Китае секрет — это то, о чем болтает меньше миллиона человек. Зато теперь ко мне будет относиться с большим доверием.
— Что ж, выбор правильный, — сделал он вывод, после чего произнес: — Чертежей, конечно, нет.