Мадемуазель Шанель
Шрифт:
Дверь дома открылась. Вышла Мися; она едва волочила ноги, а за ней вприпрыжку выбежал Кокто, свеженький после еще одного месяца реабилитации.
— Коко! — раздраженно кричал он. — Ну скажи ты ей, что нельзя ехать в Калифорнию в этой ужасной соломенной шляпке! Все подумают, что она твоя гувернантка!
Я рассмеялась и вышла из машины.
И как мне могло прийти в голову, что я останусь одна, когда на моей шее висит столько сирот?
2
Я прекрасно представляла, что пребывание вместе с Мисей на океанском лайнере обернется для меня пыткой. Даже «Ла Пауза» с многочисленными комнатами
1 марта 1931 года мы взошли на борт лайнера «Европа». Пока мы плыли в открытом океане, нам ничего больше не оставалось, как гулять по палубе, обедать, читать и сплетничать, и вот тогда я обнаружила, что испытываю те же ощущения, что и в Мулене, когда жила с Адриенной. Я чувствовала себя на удивление комфортно, мне даже приятно было сознавать, что рядом со мной близкая подруга, что я могу расслабиться и на время забыть о своих обязательствах.
Мися наслаждалась новизной ощущений. Мы частенько сидели вдвоем под тентом на палубе: в руках бокалы с напитками, я рассказываю, как Бендор с невестой приезжал ко мне в гости, мы хихикаем.
— Ты бы видела ее лицо. Будто боялась, что я сожру ее живьем. А Бендор-то встал, извинился и оставил нас вдвоем, сбежал, трусишка! Думаю, одно мое слово, что она мне не понравилась, — и он разорвал бы помолвку.
— Но ты же ничего не сказала. — Мися бросила на меня едкий взгляд поверх солнечных очков. — Ты же сама хотела, чтоб он на ней женился, потому что только так он не мог бы жениться на тебе.
Я пожала плечами и отхлебнула коктейля:
— Она была как тот заварной крем, который обожают британцы: сливки да сахар, никаких нюансов. Я расположилась на кушетке как королева. Драгоценностей на мне было как на рождественской елке, — продолжила я, и Мися фыркнула. — Пита и Поппи устроились на стульях, и ей ничего не оставалось делать, как присесть на скамеечку у моих ног. Я молчала, ни слова не говорила. И в конце концов она возьми да скажи, что ее отец подарил ей на Рождество созданное мной ожерелье и что она его обожает. Можешь поверить? И тогда я попросила описать это ожерелье.
— И что? — Мися оскалила зубы. — Действительно твое?
— Да. Но ей я сказала, что вряд ли ожерелье мое, я бы ни за что не позволила, чтобы столь вульгарная вещица носила мое имя. Бедняжка очень расстроилась. На этом разговор закончился. Потом Бендор зашел ко мне и сказал, что она именно такой меня и представляла.
— Ну да, небось подумала, что ты чудовище! — хихикнула Мися.
— Естественно. — Я окинула взглядом океан. — Зато теперь запомнит меня на всю жизнь.
Мися погрустнела, задумалась. Я тоже молчала.
— И ты ни о чем не жалеешь? — наконец спросила она. — Могла ведь стать его женой. Он был влюблен в тебя… Я уверена, что до сих пор любит. Если мужчина приводит невесту к своей любовнице, чтобы
А что, может, Мися и права. Вдруг Бендор и вправду надеялся, что я сломаю его решимость жениться, объявив Лоэлию Понсонби девицей неинтересной и глупой как пробка? Мне и самой тогда это приходило в голову. Хватило нескольких минут знакомства, чтобы понять: она или очень скоро наскучит ему до смерти, или будет пилить, пока не сведет в могилу, а сама заживет в свое удовольствие вдовушкой. Я могла развеять его иллюзии или вернуть его себе как любовника, даже после свадьбы. Но я этого не сделала. Сказала, что она прелестная девушка, и они спокойно продолжили брачные приготовления.
— Нет, — ответила я, — не жалею. Видит Бог, я хочу любви. Но как только нужно выбирать между мужчиной и моими платьями, я выбираю платья. Он ведь мог потребовать, чтобы я бросила работу, а я бы ни за что не пошла на это. Герцогинь Вестминстерских может быть сколько угодно, а Коко Шанель всегда будет только одна.
Мися сжала мне руку:
— Вот за это все тобой и восхищаются. А больше всего я. Ты посмотри на меня: трижды разведенная, ни имени, ни известности. Мне скоро шестьдесят стукнет. Ну кто меня теперь такую полюбит?
— Я тебя люблю, — сказала я и тут поняла, что это действительно так.
Да, она моя единственная верная подруга. Порой она раздражает меня, я на нее сержусь, даже рассвирепеть могу, но одна она знает меня лучше всех, она всегда неподражаемо честна со мной, искренне и откровенно говорит мне в лицо все, что думает, даже когда мне это очень не нравится.
— Да уж, что и говорить. Жаль, что мы с тобой не лесбиянки, — отозвалась она, а увидев, что я усмехнулась, прибавила: — А кроме того, если тебя это может утешить, ты все сделала правильно. Бендор далеко не тот галантный рыцарь, каким кажется. Ты читала газеты перед отъездом? Нет? Ну так вот, он сделал своей герцогине прекрасный свадебный подарок: сообщил королю, что брат его жены, Уильям Лайгон, граф Бошампский, — гомосексуалист, и репутация этого человека была уничтожена. Это же настоящий позор. Лайгон по приказу короля был вынужден оставить политику, а его жена подала заявление о разводе.
Пораженная ужасом, я так и уставилась на нее:
— Но в газетах ничего об этом не было!
Она шаловливо улыбнулась:
— Разве? Ну тогда я, наверное, где-то об этом слышала. Он настоящий варвар, этот твой Бендор. А еще он произнес в парламенте несколько речей о том, что к коллапсу фондовой биржи в Америке привела жадность евреев и что, если в Европе не будут приняты против них меры, нас ждет то же самое. Так что связывать свое имя с этим человеком я тебе не советую. Ты только потеряешь друзей, все от тебя отвернутся. А со временем и сама станешь презирать его за это.
Ее приговор огорчил и расстроил меня. При всем эгоцентризме у Миси был нюх на всякие скандалы, поэтому я не сомневалась, что она говорит правду. Более того, я сама не раз слышала уничижительные замечания Бендора о евреях, но в то время в его кругах не он один так говорил. Как и у Боя, у него было параноидальное отвращение к гомосексуалистам, но опять же среди людей его класса это было обычное дело, и я не особенно обращала внимание. А кроме того, когда он познакомился с разношерстной компанией моих друзей, многие из которых были евреи, или гомики, или то и другое вместе, Бендор казался вполне лояльным, даже притом что как-то раз неосторожно, хотя и совершенно от чистого сердца, предложил Кокто написать книгу про своих собак.