Маэстро, музыку!

Воробей Вера и Марина

– Не знаю…

Ей еще о стольком хотелось спросить у Влади: предупредил ли он администрацию клуба, не случится ли ничего плохого из-за того, что они откажутся играть… Но девушка решила не донимать своего спутника вопросами.

«Это же, в конце концов, не сольный концерт, на сборных всегда кто-нибудь в последнюю минуту отказывается», – разъяснила Люся сама себе.

– Ну, тогда поехали на Чистые пруды, – предложил Влади.

– Поехали.

«Все лучше, чем фигню всякую слушать…» – рассудила Люся.

6

Они сидели вдвоем на влажной от недавно растаявшего снега лавочке. Было уже темно, и луна отражалась в спокойной глади воды. Людей почти не было. Они сидели совсем рядом, слегка соприкасаясь рукавами курток.

– А ты когда-нибудь была в Ростове? – спросил Влади, не отрывая взгляда от воды.

– Да, – ответила Черепашка. – Правда, я тогда была совсем маленькая и ничего не запомнила. А вообще у меня в Таганроге родственник живет, но я там тоже была всего один

раз… – Она на секунду запнулась. – И больше не хочу.

– Почему? – вопросительно и даже с некой укоризной посмотрел на нее Влади.

– Да нет, это не связано с самим городом, – заметила Люся его напряжение.

– А с чем же тогда?.. С дядей?! – усмехнулся он.

– Ну да… – совершенно серьезно ответила Люся. – С дядей.

– Он что, такой сволочной, что не давал жизни? – не унимался Влади.

– Да не в этом дело. – Черепашка тяжело вздохнула. Она поняла, что, пока не расскажет всю историю, случившуюся с ней и с ее дядей в прекрасном городе Таганроге, Влади от нее не отстанет. Задела она, видно, его патриотические чувства. – Ну просто… В общем, когда я училась в первом классе, мы с мамой поехали к нему на осенние каникулы. Ну вот, приехали мы, и мама с дядей пошли поговорить, чаю попить, а я осталась в саду одна (а у него частный дом). Там красота такая у него – прямо грядочка к грядочке… А я до этого вообще в огородах не была никогда…

– Ну, понятно… и ты всю красоту эту потоптала, – перебил Люсю Влади.

– Да что ж это я, по-твоему, вандал какой-нибудь, что ли? – Она возмущенно вскинула брови. – Нет, я как раз наоборот… Ты слушай, а то я вообще не буду рассказывать, – с наигранным негодованием и упреком посмотрела на него Черепашка.

– Да ладно, я не буду больше… рассказывай.

– Ну ладно, – смягчилась Люся. – Ну и вот… Осталась я там одна, смотрю, трава какая-то растет, и вот не приглянулась она мне. – Люся как бы в порыве отчаяния ударила рукой по ноге. – Листья какие-то широкие, на подорожник похожие. Ну я и подумала, что это сорняк и что, наверное, дядя забыл или не успел от него избавиться, и решила помочь ему. Сначала хотела вырвать эту траву из земли и выкинуть, а потом решила, что просто подстригу ее, чтобы она хотя бы чуть-чуть покрасивей выглядела… Ты понимаешь, я-то на самом деле помочь хотела. – Она взглянула в глаза Влади, ища понимания и поддержки. И то и другое в его глазах было. И в глазах, и в улыбке – очень доброй, без всякой усмешки. – Ну, нашла я, значит, ножницы, – продолжала Черепашка, – и старательно, на совесть, начала подравнивать эти листочки. Достригла я, короче, грядку до половины, и тут выходит родственник. Подбежал он ко мне и как начал орать! Аж за калиткой люди на него оборачивались: «Ешь теперь весь! На что он мне такой? Кто его теперь купит?! Весь щавель мне попортила!» И лицом меня прямо в этот щавель тычет и приговаривает: «Ешь! Ешь! И чтобы ни листочка не осталось, если ты такая дура!» Ну я и начала его есть, рыдая, глотая слезы вместе с этим щавелем дурацким. А он кислый жутко! – Тут Черепашка передернула плечами и снова посмотрела на Влади. Он понимающе качнул головой. – А грядка огромная… Я ползаю на четвереньках и все ем его, ем, а меня тошнит уже. Мама подбегает и просит, просто умоляет меня остановиться, а я плачу, давлюсь, но продолжаю жевать. Потом и родственник говорит: «Люсенька, да Аллах с ним, с этим щавелем. Я уже не сержусь на тебя». А я все равно ем. И мне казалось тогда – я точно помню, – что это мне такой сон жуткий снится. А раз сон, думаю, то ничего плохого со мной случиться не должно. И, представляешь, доела все до последнего листика. Потом мне плохо стало. «Скорую» вызывали. А как только я поправилась, мама меня отвезла в Москву, и больше я никогда у этого родственника не была… И до сих пор от одного только запаха щавелевого супа меня тошнит. Даже когда мы идем с мамой по рынку, я отворачиваюсь, если вижу его… И ни в Ростов, ни в Таганрог я больше не приезжала, – вздохнула, заканчивая свой рассказ, Черепашка.

Они молчали, любуясь отражением луны в пруду. Было тихо и хорошо… Влади первым нарушил тишину.

– А у меня тоже была похожая чем-то история. Только мы с мамой, наоборот, в Москву из Ростова приехали… Тогда мне было лет семь, а потом я еще долго в столицу не наведывался.

– Почему? Город не понравился или тоже щавеля объелся? – улыбнулась Люся.

– Да нет, город понравился… – пожал плечами Влади. – Ну в общем… мои родители развелись, когда мне было пять лет. У мамы потом было еще несколько мужей, но все были в Ростове, а тут в один прекрасный день она сообщила мне, что мы едем в Москву. Ну и поехали. Жили вместе с этим Петей, я пошел в московскую школу. В принципе все было хорошо, да и к Пете я уже привык как-то. Вот. Но случилась такая история. Я посмотрел мультфильм. Ну… – Влади наморщил лоб. – Короче, не важно. Не помню, как он называется, да и сюжета уже не помню. Но фишка была в том, что главный персонаж – палач – всем, кто попадался ему на пути, рубил головы. – Влади провел ребром ладони по своей шее. – И все эти срубленные головы носил потом всю дорогу в мешке, за спиной. А когда этот палач приходил к кому-нибудь, то всегда говорил одно и то же страшным таким, хриплым голосом: «Я палач». А никто его и не спрашивал, кто он такой. И хотя сам мультфильм был глупым, мне очень понравилась эта манера палача, и я придумал игру. Суть была вот в чем: я подходил к маме и Пете каждый вечер и изображал, что у меня за спиной очень тяжелый мешок, набитый головами. Я кряхтел, сгибаясь под тяжестью этого воображаемого мешка. И, увидев меня, мама и Петя должны были по очереди спрашивать: «Ты кто?» – а я отвечал каждый раз: «Я – палач!»

Влади так неожиданно страшно это прохрипел, что Люся даже плечами передернула. Влади заметил это.

– Страшно или холодно? – заботливо поинтересовался он.

– Холодно от страха, – пошутила в ответ Черепашка.

– Не, ну правда? Если тебе холодно, я могу тебе отдать свою куртку. – Влади уже потянулся к молнии, но Люся, коснувшись его руки, сказала:

– Да нет, мне абсолютно не холодно… Честно. Рассказывай дальше.

– Ну и вот… – Влади вздохнул. – В один из вечеров я начал свой обход. Подошел к маме. Она, как положено, меня спросила: «Кто ты?» Я прохрипел, что я палач, и пошел дальше. Пришел в комнату к Пете. Он сидел за столом, увлеченно читая газету. Я подошел к нему и начал кряхтеть. Он не обратил на меня внимания. Я подошел тогда совсем вплотную к его столу и начал еще громче и настойчивей кряхтеть. Но он – ноль внимания. Тогда я в приступе ярости взял подушку с дивана и бросил в него. Бедный Петя, конечно, не ожидал ничего такого от меня. Короче, он больно ударился головой о деревянную столешницу. Я… как бы тебе объяснить?.. Ну конечно, я не должен был этого делать… Он мне фактически чужой дяденька, а я ему чужой мальчик… Но я, наверное, еще не чувствовал этого барьера между им и мной… Может, в порыве злости я совсем потерял голову, но ведь надо принять в расчет то, что я еще был совсем маленьким… Ну и потом, я же совсем не хотел причинить ему вред… Более того, тогда мне даже казалось, что в чем-то я был прав… Ведь если я кого-то принял в свою игру, то он должен играть со мной на равных, понимаешь? Подчиняться должен правилам этой игры, раз уж он в нее вошел… Ну как бы то ни было, Петя меня не понял… Но ни бить, ни даже кричать он не стал… Слова вообще не сказал. Встал из-за стола, посмотрел на меня так, знаешь, очень пристально, пошел к маме и сказал, что ребенка надо показать психиатру. Мама долго сопротивлялась, пыталась ему что-то доказать, а потом все же поддалась. Врач прописал мне какие-то таблетки. Я пил их. Но Петя уже по-другому разговаривал со мной и по-другому на меня смотрел… А потом сказал маме, что не хочет жить с женщиной, у которой психически ненормальный ребенок… Я этот разговор подслушал и, как видишь, на всю жизнь запомнил. Мы вернулись в Ростов. Мама плакала каждый день, а мне умереть хотелось. – Влади немного помолчал. – И вот как у тебя с щавелем, так у меня с Москвой. Как только я слышал одно это слово по телевизору, например, так противный холодок между лопаток пробегал… И мне казалось, что у меня там, за спиной, и правда мешок с отрубленными головами… Со временем все забылось, стерлось из памяти, но мама моя так и не нашла себе другого мужа. – Влади посмотрел на Люсю, потом на часы.

– А который час? – встревоженно спросила Черепашка, вспомнив о времени и о том, что она к десяти обещала маме быть дома.

– Десять, – спокойно ответил Влади.

– Ой, мне идти уже надо! – Люся накинула на плечо рюкзак и встала.

– А ты где живешь? – Он тоже поднялся.

– В районе «Фрунзенской». – Люся посмотрела на Влади, пытаясь угадать его дальнейшие действия.

– Ну поехали. – Он решительно сунул руки в карманы своих широченных штанов.

– Куда? – не поняла Черепашка.

– На «Фрунзенскую» твою, куда же еще? А вообще давай сначала дойдем до метро. А там видно будет. – Влади приветливо и даже немного заискивающе улыбнулся, но Люся не ответила на его улыбку.

– Мне и сейчас видно, что я поеду домой, – отрезала Черепашка.

В один миг она вся как-то подтянулась и напряглась.

Влади неожиданно весело рассмеялся:

– Да я всего лишь провожу тебя до дома. Или ты собиралась в десять часов вечера одна по городу разгуливать? – Он говорил шутливо-отеческим тоном.

Они доехали до «Фрунзенской». Выйдя из вагона, Черепашка попыталась распрощаться с Влади, но он упрямо твердил, что одну ее не отпустит. Люся говорила, что здесь недалеко, что она часто возвращается домой в это время одна… Но Влади упорно стоял на своем. В результате они пошли вместе. Всю дорогу они молчали. Люсин дом действительно находился совсем близко от метро, и они быстро оказались у нужного подъезда.

– Вот тут я и живу. – Люся задрала голову и увидела свои окна. В одном из них, на кухне, горел свет. – Ну все, пока. Спасибо, что проводил.

– Пока. Не за что. – Влади сделал маленький шажок назад. – Ой, слушай! – Заорал он вдруг, сокрушенно хватаясь за голову. Черепашка даже вздрогнула от неожиданности. – У тебя же нет моего телефона!

– Нельзя же так людей пугать! – покачала головой Люся и улыбнулась.

Влади же вместо ответа принялся лихорадочно рыться в огромных карманах своих штанов. Карманы оттопыривались и оттягивались от тяжести лежавших в них предметов. Черепашка, наблюдая за действиями Влади, подумала, что в его карманах помещается примерно столько же всего, сколько влезает в ее рюкзак. Наконец Влади нашел то, что искал. Он вырвал из блокнота листок и что-то быстро-быстро начеркал на нем ручкой. Потом сложил листок вчетверо и протянул Люсе. Затем, с чувством выполненного долга, Влади убрал в карман ручку и блокнот.