Маг Азидал. Война

Дракмир

– Черт возьми!
– выругался я сквозь зубы, шипя не хуже гадюки.

Захотелось перевернуть ближайший стол и вжарить Огнем по обломкам от души, вымещая злость. Этот Элвейн, ублюдок, точно его работа! Барон слишком тупой, чтобы превентивно уничтожить угрозу в виде Диглада.

– Я из тебя клещами должен слова тянуть?
– раздраженно высказал алхимику.
– Дальше что? Они отступили?

– Нет, еще сражаются, - Рамлох отступил на шаг, успокаивающе поднял ладони.
– Диглад разделил всех на мелкие отряды, враг тоже, играют по лесу в кошки

мышки, стараясь переиграть друг друга тактически. Диглад сказал, что прорвется за семь дней, уничтожив заслоны, или проглотит свой меч. Это все.

– Вот как.

Я немного успокоился. Раз Диглад даже в таком сообщении начинает шуточки про мечи, то все в порядке, сказал - сделает. Мозги заработали, я даже отрешился от едких запахов алхимии, просчитывая варианты.

– Семь дней, - прошептали губы задумчиво.
– Слишком много.

Рамлох хотел что-то ответить, но его прервал залетевший в комнату воин Альсаса, с таким ошалевшим видом, будто крепость вот-вот рухнет нам на головы.

– Ваша милость!
– почти крича выдает воин.
– Там низушник пришел!

– Что?
– сбился я с мысли и странной вести.
– Кто пришел? Как?

– Ну эта, - сглотнул воин под двумя суровыми взглядами Первых.
– Кэхас пришел, один. Сами не понимаем, как он в подземельях оказался! Такой, эта... Бородатый, в шрамах весь. Говорит, Грам его звать. С лордом Азидалом говорить хочет. Его пока барон встретил, наверх повел.

– Грам?
– переспрашиваю, чуя как поднимаются брови.
– Боевой Старейшина Турдум? Что он тут забыл?

– Во дела, - протянул Рамлох.
– Неужели Суд Весов окончен?

– Похоже на то, - тоже думая в том же ключе, ответил я.

Воин предпочел молчать в тряпочку, делая преданный вид и глядя прямо.

– Как думаешь, что они решили, Азидал?
– прямо спрашивает Рамлох, немного нервно сжимая и разжимая кулаки.

– Сейчас и узнаю, - мрачновато и с боязливым торжеством в сердце.
– Воин, куда они пошли?

– В Зал Совещаний!

– Ясно. Возвращайся на пост, боец, и спасибо за весть. Рамлох, ты со мной?

– Не-не-не, - замахал руками алхимик, напустив на себя жутко занятой вид и отходя к котлам.
– У меня тут зелье поспевает, да и вообще...

Воина и след простыл, а что я? Вздохнул, потер пальцами переносицу и пошел прочь из подземелий. На сердце почему-то тяжело, и с каждым шагом мрачное волнение наполняет голову тревожными размышлениями. Совпадение ли, что весть от Турдум приносит боевой старейшина? Ох, как сомневаюсь. К Войне или к Миру? Что решил Турдум?

После первого этажа на пути во дворце люди как специально исчезли, шаги через ступеньку отдают гулким эхом, в коридорах статуи молча провожают мраморными взглядами, и позолота на рамах картин не блестит, повинуясь хмурости темных облаков, что нависают над крепостью тяжелым одеялом.

Вот и тяжелые створки в Зал Совещаний, охрану убрали, я в тишине дохожу до них, руки толкают створки с басовитым скрипом петель...

Глава четырнадцатая. Ультиматум Турдум.

Зал Совещаний остался нетронутым с того собрания перед битвой, даже карты на столе в том же положении с фигурками стоят, алую обивку стульев покрывает тонкий слой пыли. Похоже, Зал Совещаний не знал посетителей с начала осады.

Но сегодня залу пришлось принять аж троих. Барон Шадовид и низушник, что по росту беловолосому едва ли по грудь будет, повернули головы на скрип дверей.

С первого взгляда я улавливаю напряжение меж этими двумя, нездоровая тут атмосфера, будто два врага встретились, по счастливой случайности не грызя глотки. Барон стоит перед главным столом, внешне невозмутим и холоден, черная маска прикрывает лицо от подбородка до самых глаз, и взгляд этих черных буркал у непривычного человека вызовет озноб до кишок, настолько он неживой и полный злобы одновременно.

– Азидал, - как камень в ледяную воду, падают слова барона.
– Дальше сам с ним говори... Если тебе он хоть слово соизволит выдать. По-моему, уважаемый старейшина решил онеметь в моем присутствии.

Кэхас на такое лишь высокомерно фыркнул в бороду, да смерил барона тяжелым взглядом исподлобья. И опять промолчал, явно указывая Шадовиду, кто тут сейчас лишний. Барон же, одним кивком сумел и попрощаться, и выразить все негодование, широкими шагами двинулся на выход.

– Я убрал стражу, на стенах они нужнее, - напоследок сказал он, закрывая двери.
– Общайтесь свободно.

Эхо от закрытия створок растворилось в зале, оставив нас вдвоем. Одного взгляда на низушника хватит, чтобы образ боевого старейшины врезался в память.

Грубое лицо красуется белыми нитками шрамов, мясистый нос с горбинкой от бывших переломов, губ не видно под кустистыми усами, а до открытой груди опускается шикарная, густая и черная, как смоль, борода.

В бороде старейшины позвякивают две тонких косицы с золотыми ободками на концах, я знаю, что значат эти потемневшие от времени украшения. Этому кэхас лет более двух веков, он застал столько сражений, что я могу лишь восхищаться.

Одет же Грам удивительно просто для старейшины. Мощное, как у быка, тело прикрывает лишь безрукавка из тонкой кожи, распахнутая широко и свободно, открывая вид на витые, словно из прутов стали, мышцы и грубую кожу с такой паутиной шрамов, что любой воин присвистнет.

Единственным дорогим украшением является лишь широкий пояс, держащий простые холщовые штаны, полный растительных узоров и драгоценных каменьев, столь же грубых и необработанных, как выглядит сам Грам.

– Старейшина Грам, - невольно я склонил голову в уважении.

Уважение это искреннее, что само собой возникает в сердце при одном имени этого старого воина. У каждого народа свои Герои, чьи имена воспевают в веках, но некоторых знают и уважают все стороны. Я примерно знаю историю жизни Грама, каждый Первый знает, ведь этот старейшина перед возвращением клану гор занимался для своего народа тем же, что Первые делали для Людей.