Маг и его тень
Шрифт:
– Боялись?
– переспросила Эрига.
– Сейчас нет?
– Сейчас он, говорят, мертв, - криво усмехнувшись, сказал Истен.
– Вот как, - проговорила жрица.
– Кто-нибудь из вас видел его мертвое тело?
Воцарилось молчание, нарушил которое Тибор:
– Нет, но слухами земля полнится.
– Интересно, как бывает в жизни, - проговорила девушка.
– Вот человек богат, могущественен, родовит. И вот он исчезает, и никому не ведомо, что с ним на самом деле сталось…
– Тонгил не был родовит, - резко сказал Ресан, и Венд с трудом удержался, чтобы не закрыть глаза
– А богатства он получил, когда коварством погубил Великого Неркаса.
– Насчет богатств соглашусь, - жрица кивнула.
– Но отчего ты считаешь…
– Мне известно, - перебил ее юноша, - что в его роду не было ни одного тара. Простолюдин, наглый выскочка… - Ресан замолчал, свободная рука, лежащая на колене, сжалась в кулак. Через пару мгновений продолжил: - Темный и сам прекрасно знал, что титул Великого ему не по чину, иначе не взбесился бы так, когда… когда одна взбалмошная девица указала на его, безродного ублюдка, место.
– А-а, это ты о скандале, случившемся этой весной, - протянул Истен.
– Точно, помню. Мы с братом тогда как раз были в столице. Говорят, Тонгил просто позеленел от злости, но на благородную даму с кулаками не кинешься.
Венд нахмурился. О скандале он, естественно, тоже слышал, хотя названная свидетелями причина еще тогда показалась ему странной. Арону, насколько он помнил, никогда не было дела до чьего-то - или своего - происхождения. Впрочем, люди меняются…
– Удивительно, - словно эхом отозвалась на его мысли жрица.
– Я могу поверить, что та девица его действительно задела, но, возможно, по совсем другой причине, не имеющей отношения к дворянству. Позвольте, я объясню?
– Конечно, прекрасная госпожа, - тут же хором отозвались Истен и Кирк. Венд взглянул на Тибора - тот следил за разговором молча, не забывая прихлебывать из тарелки. Когда та опустела, велел Рикарду налить еще. Вмешиваться в беседу об убитом им маге пират не желал.
– Боги и богини не зачинают и не рожают так, как мы, люди, но порой - очень редко по меркам смертных - и у них появляются дети, - начала жрица.
– Однажды Богиня Льда явила в реальность сына, бессмертного и одаренного могуществом. Возмужав, он полюбил смертную женщину. От их союза у нее родились близнецы - мальчик и девочка. Когда враг моей Богини, Гита Солнечная, решила уничтожить ее сына, проклятие сработало лишь наполовину: он не погиб, но стал смертным. Уже как человек он взял себе имя - Арон Тонгил - пришел к любимой, сделал ее своей женой не только перед ликом Богини, но и перед людьми, и стал основателем нового клана. У них родилось еще много детей, но только старшие близнецы несли в себе ихор божественной крови, и только их потомкам дозволено нарекать своих детей в честь первого Арона. Родословная Темного мага Тонгила прямой линией восходит к мальчику, рожденному первым. К чему ему заботиться о ваших имперских титулах и якобы благородном происхождении, если он - потомок богини?
Долгое время все молчали. Эрига, высказав, что хотела, достала из поясной сумки гребень и начала расплетать уложенную на голове косу. Волосы у нее оказались роскошные: длинные, густые, шелковистые. Венд, залюбовавшись, даже забыл о теме беседы.
– Разве Тонгил, будучи изгнан, не считался извергнутым из рода?
– нарушив молчание, осторожно уточнил Кирк.
– Конечно, нет, - жрица покачала головой.
– Во-первых, изгнан был его отец. Во-вторых, крови нет дела до человеческих игр в политику.
– Эрига, позволь спросить, - подал голос Шор.
– Если ваш клан насчитывает несколько сотен тысяч человек, и все они потомки первого Тонгила, стало быть, потомков старших близнецов тоже немало?
– Верно, - согласилась жрица.
– Насколько немало?
– Несколько тысяч, - отозвалась она.
– В таком случае, происхождение Темного не столь уж уникально.
Она рассмеялась:
– Тары и тарэсы, я и не говорила, будто оно в чем-то уникально. Но и безродным его, уж извините, назвать никак нельзя.
Венд вновь посмотрел на Тибора: тот разговор слушал, но с видом откровенно скучающим, словно бы речь шла о делах, ему давно и хорошо известных.
– Ты думаешь, она сказала правду?
– позднее, когда пришло время устраиваться спать, спросил воина Ресан.
– Насчет происхождения Тонгила?
– Думаю, да, - отозвался тот.
– Тебя это смущает?
– Я не могу понять, - юноша сел, притянув колени к груди, и обхватил их руками.
– Если упоминание о собственной безродности могло мага только повеселить, отчего он разозлился?
– Тут надо у твоей сводной сестрицы спросить, что такого она ему наговорила, - пробормотал воин, подавив зевок.
– Может быть, он только притворился, будто взбешен, чтобы надавить на отца? А она по глупости помогла в его планах?
– подавленно сказал Ресан.
– Если Тонгил все же жив, однажды нам встретится и будет настроен поговорить, спроси его об этом, - Венд вздохнул и закрыл глаза, погружаясь в сон. Но еще услышал бормотание парня:
– Обязательно спрошу - перед тем, как прикончить.
К присутствию жрицы все привыкли быстро. Особого внимания к своей особе она не требовала, тяготы пути переносила с легкостью, говорившей о долгой практике, а еда, благодаря ее участию в процессе варки, стала намного вкуснее. Телохранитель ее везде следовал за своей госпожой, умудряясь оставаться при этом незамеченным. Венд даже несколько раз ловил себя на том, что вовсе забывал о существовании этого человека.
А еще у Венда появилось новое увлекательное занятие: следить, чтобы Ресан не совершил какой-нибудь фатальной глупости. Настолько увлекательное, что иногда он почти всерьез думал о том, не сменить ли по возвращении род занятий и не устроиться ли к какому-нибудь богачу гувернером-надсмотрщиком за великовозрастными балбесами. Опыт ведь уже есть.
Впрочем, после рассказа Эриги о происхождении Тонгила юноша, кажется, вспомнил о цели путешествия и решил, что спасение брата важнее сердечных дел. По крайней мере, Венд очень надеялся, что именно так объясняется частая задумчивость Ресана и его более редкие и менее долгие взгляды в сторону Тибора. Общество жрицы юноша всеми силами избегал.
Шел пятый день путешествия, солнце только-только пересекло полуденную точку, когда Тибор неожиданно остановился и вскинул руку, потом повел головой, раздувая ноздри, словно принюхиваясь.