Маг поневоле
Шрифт:
— Среди них, по слухам, даже бунт был, — тихим шепотом, сузив глаза, поведал мне Гонда.
Ну, был бунт или не был, про то нам достоверно неизвестно. Но любви это обстоятельно у всеблагих отцов к магам не прибавило. В общем, со скрипом, но дело с мёртвой точки удалось сдвинуть. Жрецы объявили такое вознаграждение за любую магическую книгу или кристалл, что нашлись желающие сунуться на их поиски даже в пустоши и древние города. Гибли сотнями, но некоторым везло. Несколько чудом добытых книг был тут же размножены и переданы в будущие магические школы. Осталось набрать учеников.
Афроний объявил, на центральной площади столицы империи, что Трое больше не сердятся на
Но беда была даже не в том, что я в маги по чужому жребию попал, а в том, что из себя эти самые маги, на данный момент, представляли. И тут картина совсем печальная вырисовывалась.
Древние знания были утеряны. И то, что всё же удалось восстановить, нельзя было назвать даже жалкими крохами, с барского стола. Очень уж убого всё выглядело. Если древний маг когда-то мог гору в порошок стереть, то нынешний, разве что пыль с неё сможет сдуть. И то, если сильно поднатужится, а потом ещё полдня в себя приходить будет. Мда. Раньше маг щелчком пальцев целые армии выжигал, а теперь и одного человека прибить проблема. Нет. Можно, при большом желании, конечно. Тут главное, чтобы он, за то время, пока ты заклинание готовишь, от скуки раньше не помер или, что вероятнее, тебе кишки не выпустил. Неспешная тут магия, скажем так, неповоротливая. Так что второго Саурона из меня точно не получится. А если учесть, что маги здесь, к тому же, низший социальный класс, занимавший в обществе ступеньку чуть выше рабов на каменоломнях, то перспективы передо мной открывались просто головокружительные. То-то я, в прошлой жизни, с перепугу, в пустошь подался.
В общем, к трапезе я приступил в слегка расстроенных чувствах, хотя оптимизма пока не терял.
— Неужели нет никакого выхода? — Поинтересовался я у Гонды.
— Ну почему же, — возразил тот задумчиво, смачно похрустывая огурцом. — Если повезёт адептом земли стать или хотя бы воды, тогда ещё ничего. Они богато живут. Есть даже надежда в придворные маги, к какому-нибудь князю или графу попасть. — Гонда мечтательно закатил глаза. — А там и дворянство получить можно. Фамилию свою основать!
— Попадёшь ты в придворные маги, как же, — встрял в наш разговор здоровенный парень в драном армяке. Я ещё в начале пути на него внимание обратил, гадая, справился бы с ним Вилим или нет. В итоге, всё же поставил на Вилима. — Там все места давно дворянскими семьями поделены, — здоровяк сплюнул и зло добавил. — Простому люду не пробиться.
— Какими дворянскими семьями? — Не пенял я, подняв глаза на Гонду. — Ты же говорил, что они все откупаются.
— Так-то оно так, — согласился тот, откусывая изрядный кусок от половинки каравая. — Сынки разных там яров да баронов в маги не идут, да и зажиточных крестьян, — покосился он на меня, — уже тоже. Но вот дети придворных магов — совсем другое дело. Прибьётся маг к какому-нибудь герцогу там или князю, получит со временем дворянство, да и обзаведётся семьей. Фамилию ей свою даст. Ну а когда сын возраста достигнет, то добровольно сам в маги учится и идёт. Получит через годик мажий посох, а папенька ему уже и место рядом с собой при дворе приготовил, а тот потом своему. При некоторых дворах уже целые династии мажеские обретаются, — Гонда вздохнул и, собрав со скатерти хлебные крошки, отправил их в рот, вслед за остатками каравая.
— Значит, в придворные маги пробиться нереально, — заключил я.
— В общем-то, да, — согласился со мной Гонда, вольготно растянувшись на зелёной траве. — Хотя мага земли, да и воды тоже, пожалуй, всё же возьмут. Мало их очень. Над ними в каждом городе трясутся.
— Вот именно — мало, — вновь влез верзила, решивший видимо прервать свой обет молчания. — Потому как дар особый иметь надо! Магом земли один из многих тыщ становится.
— А ты откуда знаешь? — Поинтересовался у него Гонда, лениво ковыряясь в зубах. — Я вот ничего такого не слышал.
— Батя у меня каждый год подряжается оброк княжьему управителю в город отвозить. Он и сказывал, — нехотя ответил тот, — что у нас на всё княжество только два водных колдуна и есть. В Виличе, при самом князе, находятся, а остальные либо огневики, либо воздушники. А по земле колдунов, почитай, уже как пару сотен лет ни одного нету!
— А чем огневики то хуже? — Удивился я.
— Откуда я знаю. Вроде послабже они будут, — пожал плечами парень и, чуть помедлив, добавил. — Меня Марком кличут.
— Скоро узнаем, — сладко потянулся Гонта и начал неспешно собирать пожитки в мешок. — Ежели великому Исидору будет угодно, через седмицу в Виличе будем. Скорей бы уж. Обрыдла мне эта дорога!
"Действительно. Скорей бы уж", — мысленно согласился я с ним. — "Там хоть какая-то определённость в моём положении наступит. Если не с прошлым, то хотя бы с настоящим".
Хотя в кое в чём, я для себя уже определился. Мой это мир. Однозначно мой. Полдня в дороге мне для осознания данного факта вполне хватило. Знакомое просто вокруг всё. Я бы даже сказал — родное. И деревья эти хвойные, сплошной стеной обступившие дорогу и слегка увядшая, но всё ещё зелёная трава и даже грязь эта непролазная, с противным чавканьем, хватавшая за ноги.
Еда вон, опять же! Я повертел в руке зелёный огрызок и, закинув его в рот, начал неспешно жевать. Как есть огурец! Я такие, "помнится", в детстве, с грядок таскать любил — похрустеть. И остальной харч, что мы с Гондой на пару умяли, тоже ничем новым меня не удивил.
И не важно, что я ничего этого не помню. Тут уже узнавание на бессознательном уровне идёт. Оно самой природой заложено. И какой из этого вывод? То, что я и вправду местный? Ладно. Посмотрим. Тут ещё вариант с попаданием в прошлое себя не исчерпал или в параллельный мир. Время покажет. Тем более, что что-то изменить я всё равно не могу.
— Тебе проще. Ты же круглый сирота. Сам говорил, — вывел меня из задумчивости чей-то голос. Похоже, пока я витал в облаках, тут уже целый спор разгорелся. — Что тебе терять то было? Тебе что в деревне, с голодухи, пухнуть, что в школе мажеской.
Я оглянулся и встретился глазами с третьим членом нашей маленькой группы: щуплым пареньком в замызганной телогрейке и драном треухе, завязанном на подбородке, несмотря на довольно тёплый день. Парнишка смотрел зло и непримиримо, словно я в той, прошлой жизни, успел ему изрядно насвинячить.