Маг поневоле
Шрифт:
— Вон ему было что терять, — продолжил между тем белобрысый, кивнув в мою сторону. — У них деревня богатая, дворов за две сотни будет. Почти город! И живут, наверное, сытно. Тати в такую деревеньку не сунутся, частокол вишь, какой возвели и мужиков много. Степняки туда тоже не доходят. Не любят они лес. Шибко не любят. Не жизнь, а кулебяки с медом.
— То-то он, видать, от хорошей жизни, штопаными портками и куцым армячишком сверкает, — не согласился с ним Марк и вздохнул. — Нее. Крестьянствовать везде тяжко. Лучше, конечно, чем мажеским промыслом заниматься, но тоже не хлеб с маслом.
— Гляди
Марк с белобрысым последовали его примеру. Я брезгливо отвернулся и, не спеша, пошёл к ближайшим деревьям, благо лес шумел совсем рядом.
— Далеко направился? — Что-то в насмешливом голосе Гонды заставило меня остановиться. Я обернулся и встретился с тремя парами глаз, буквально сверлившими мне спину. Только, так и не сказавший мне за всю дорогу и пары слов Силантий старательно отворачивался.
— Отчаянный ты паря, — с каким-то даже восхищением заметил белобрысый. — То в пустошь в одиночку лезешь, то в лесок, со стигмой на шее, прёшься. Тебе бы ещё коня достать, да по степи на нём прокатится. Совсем-то будет!
— А что не так то? — Не понял я. — Мне по нужде нужно.
— Ты видно и вправду блаженный какой-то, — покачал головой белобрысый. — Пустошь, она конечно такая. Кому тело искорежит, кому душу покалечит. Может и память отнять. Но не также! И куда деревенские глядели, когда тебя в колдуны отдавали?
— Да не хотели они отпускать! Сам же слышал, — затравленно огрызнулся я. — Ты лучше объясни, что не так то?
— Да ладно тебе, Лузга, — примирительно сказал Гонда и положил руку мне на плечо. — Не видишь разве? Он, и вправду, ничего не знает. И я хорош, — поморщился он. — Былины всякие ему сказываю, а о том, что в магах его ждёт, и чего в дороге опасаться нужно, обсказать не догадался!
— Потому что, это даже младенцы знают, — возразил Марк, накидывая на плечи узелок. — Как такое забыть то можно? Да и мы чай не няньки. Вон у него для этого земляк есть.
Силантий, никак не прокомментировав замечание в свой адрес, всё также молча, поднялся и, прихватив мешок, направился в сторону обоза.
— Земляки разные бывают, — задумчиво посмотрел ему вслед Гонда. — Некоторые пострашнее ловцов оказаться могут.
— Каких ловцов? — Поинтересовался я, плюнув на условности, поливая ближайшие кусты.
— Тех, с которыми ты только что познакомиться хотел, — язвительно отозвался Лузга, тоже бросивший заинтересованный взгляд на спину удаляющегося Силантия.
— Ты хоть зачем нам стигму на шею вешают, помнишь? — Повернулся ко мне Гонда и, увидев мой отрицательный жест, горестно вздохнул. — Беда с тобой! Ты думаешь почто, мы сами в Вилич своей волей топаем, хотя ни я, ни Марк, ни вон Лузга, туда особо не рвёмся? Не разбегаемся никуда? На самом деле, всё просто. Во-первых, если ты сбежишь, из твоей деревни уже троих без всякого баллота, вместо тебя, заберут, ну а потом, взбешённые мужики на твоих родичах отыграются. Обычно вместе с хатой сжигают. Но даже не это самое главное! — Гонда как-то так хищно улыбнулся. — Вон Марка или Лузгу это может и удержит, а у меня родичей нет. Сирота я. И к землякам особо тёплых чувств не питаю. Тут другое. — Юноша смачно высморкался себе под ноги и потёр на шее стигму. — В общем, если мы вместе с отцом-послушником в школу не войдём, Трое нам дадут три дня на размышление. От каждого бога, по одному. А по их истечению, камешек на стигме станет белого цвета.
— И что? — Не понял я.
— И то! — Вызверился Лузга, обернувшись. — Пока она чёрная, ты под защитой Троих. Тебя трогать нельзя. А как побелеет, то всё! Беглец ты. И каждый встречный тебя перенять обязан. Снять её самому невозможно, потому как заклятье мажеское на ней лежит. Так что схватят непременно. Больно уж награда велика.
— Много дают? — Решил уточнить я.
— Да уж не поскупились, — скривился Гонда. — На эти деньги пару коров купить можно. Но даже не это главное! Деревня того, кто тебя изловит, на следующий год от баллота освобождается. Не будут там его тянуть! Так что, куда ты не сунься с белой стигмой, везде конец один. Свяжут и в город отвезут.
— А дальше?
— А дальше всё просто, — с воодушевлением ответил Лузга. — В твою деревню отцы-вершители нагрянут, да троих отроков с собой прихватят! Да ещё и грошей, что в награду, за твою поимку, уплачено было, вдвое встребуют. А тебя в Виличе, на лобном месте, прилюдно сказнят. Причём, я слыхивал, что вершители каждый раз что-нибудь этакое придумывают. Ну, чтоб и корчился подольше и вопил погромче. У жрецов палачи ещё те затейники!
— Может и не сказнят, — задумчиво почесал голову Марк. — Я слыхивал, что отцы-радетели всех помеченных к себе забирают. Ходоков из них, значитса, делают.
— Может и так, — не стал с ним спорить Лузга. — А только в чём тут прибыток, я не вижу? Не знаю что и хуже: на лобном месте, под плетью ката корчится или в запретном городе от волшбы нечестивой издыхать!
А что такое — запретный город?
— Я же тебе уже сказывал, — удивился Гонда. — Каждый из трёхсот проклятых, что Лишнему служили, свой город имел. Ну, Хунгар эти города все и порушил. А только до конца их уничтожить даже он не смог! Большинство кристаллов и книг, когда жрецы мажески школы возрождать стали, в них и добыли. Вот только простому люду в них вход заказан. Сунешься — вмиг отцы-вершители переймут! Их возле каждого такого города много. Потому как, никто не знает, в какие именно города асуров Лишний свои сферы слияния поместил! А значит, в любой из них может будущий перевёртыш попасть попытаться! Поэтому поиском новых камней мажеских, да книг колдовских только сами жрецы и промышляют. Наберут народишку среди татей и каторжников, да в город ходоками и посылают.
— Только народ сказывает, что больно уж часто ходоки там мрут, — хмыкнул Марк, потягиваясь и повернувшись ко мне, лукаво подмигнул. — Так что не сказнят тебя Вельд. Ты не сомневайся! Как есть, в ходоки определят!
— Ладно, — согласился я. — Что убегать себе дороже, я уже понял. А сейчас-то почему вы меня в лесок не пустили? Сигма на мне пока чёрная.
— Трое! Дайте мне терпения! — Возвёл глаза к нему, теперь уже, Лузга. Марк при этом как-то сочувственно захихикал, крутя пальцем у виска.