Маг поневоле
Шрифт:
— Я вон не совсем понимаю, — решил прояснить я этот вопрос. — Она что гулящая, какая, что ли? Или это у вас нравы такие? В деревне вроде с блудом строго должно быть, как мне помнится.
— Смотри-ка. У вас! — Фыркнул со своего лежака Лузга. — А себя он на особицу считает!
— Заморский, наверное. Иль со срединных королевств, — согласно заржал Марк.
— С блудом у нас строго, — хмыкнул Гонда, закручивая нитку в замысловатый узелок, — но только это девушек, ну и баб замужних касаемо. Этих, ежели споймают, враз живыми в землю закопают. А вот если баба
— А Глашка значит, тоже вдова? — Почесал я голову.
— Ну да, — согласился мой друг. — Мужика может зверь, какой в лесу задрал, аль хворь какая приключилась. Да тут много чего случиться может. А баба ещё в самом соку. — Гонда наклонился ко мне и лукаво прошептал. — Что понравилась? Вот до деревни дядьки моего дойдём. Я тебя к одной такой сведу. — Он мечтательно причмокнул. — Не хуже будет!
— Ты же сам говорил, что нам никуда отлучаться нельзя, — удивился я.
— Я же говорю. Дядька мой родный, там старостой, — постучал мне пальцем по лбу Гонда. — Там ни одна свинья на нас косо не посмотрит, — и хитро прищурившись, вновь начал соблазнять. — Ну что, сходим до вдовушки? А Вельд? У неё и подруга есть. А то потом, этого дела долго не распробуем!
— Там видно будет, — почувствовав, что начинаю краснеть, потупился я и спросил, желая переменить тему. — А почему вы так уверены, что послушник сегодня не поедет? Никодим сказал?
— Нет! Сам отец Мефодий пришёл! — Сквозь дружный хохот начал объяснять мне Лузга. — Очень за задержку извинялся!
Я, молча, выложил свою снедь и запихал кусок хлеба в рот. И чего ржут? Объяснить толком, что ли нельзя?
— Не обижайся, Вельд, — положил мне на плечо руку Гонда. — Просто ты иногда такое скажешь. Сам Лишний со смеху умрёт! Зато с тобой весело!
— Станет староста утруждаться, нам что-то сообщать, — помрачнел Лузга. — Особенно в такую рань. Мы для него никто. Он и вчера то к нам пришёл потому, что свой интерес имел.
— А с чего же тогда взяли, что сегодня в деревне останемся? — Начал я уже злится.
— Так видишь у дома старосты до сих пор тихо всё? — Решил объяснить мне Гонда. — Если бы послушник вчера в дорогу собирался, возницы уже шевелились бы: быков покормить, товар проверить и на телегах по новой закрепить. А так тоже дрыхнут. Да и народ вишь по своим делам идёт, к погостью не спешит. Нет, сегодня никак не поедем.
Гонда оказался прав. Послушник, проспав до позднего утра, вышел, когда солнышко сияло уже вовсю. Сходил до ветру, постоял на крылечке, покричав для порядку, на сразу засуетившихся мужиков и, мазнув в нашу сторону равнодушным взглядом, вновь скрылся в доме. Пузо жратвой набивать, как хмуро заметил Лузга. А затем потянулось время, которое занять было абсолютно нечем. Марк вернулся в сарай и вновь завалился спать, заявив, что так брюхо меньше подводит. Лузга просто слонялся по двору, время от времени что-то недовольно бурча себе под нос. Я же подсел к расположившемуся на солнышке Гонде. Вопросов за прошедший день накопилось изрядно.
— Слушай Гонда. А что это Мефодий с быками такое сотворил, что они как бешеные понеслись? Это магия или как?
— А то, что же? — Покосился он на меня. — Камень мажеский у него был. Как раз для такого случая припасённый. Силу мажеску в кристаллы, что у быков на шее, влил. Вот они и понесли.
— Так он что? Тоже маг, что ли? — Озадачился я.
— Ты такое кому-нибудь ещё не скажи! — Гонда даже головой вокруг покрутил. — Враз за хулу на жреца схватят! Ещё и бока намнут. Пока к отцам-вершителям на правёж доставят.
— А как же тогда? — Удивился я. — Разве простой человек магической вещью воспользоваться сможет?
— Только простой человек и сможет! — Лузге, очевидно, надоело без дела слоняться около дома, и он подошёл к нам. — А вот колдун нет!
— Почему? — Окончательно выпал я в осадок.
— Потому что богами запрещено, — почесал щёку Гонда. — Магам ни камнями магическими, ни оберегами пользоваться нельзя. За этим отцы-вершители строго следят. И ослушников сразу наказывают.
— А пользоваться камушками всякий может. — Лузга удобно устроился рядом с Гондой на, заменявшее скамейку, толстое бревно. — Главное, чтоб сила мажеска в них была.
— Вижу, не понял ты ничего, — хмыкнул Гонда, взглянув на мою озадаченную физиономию. — Ну, вот гляди. — Он неспешно порылся за пазухой и извлёк маленький, чуть больше горошины камешек тёмно-бурого цвета. — Вот это тоже камень мажеский. Сумеречницей кличут. Таких возле каждого запретного города много найти можно. — Гонда положил камень на ладонь и сунул мне его под нос. — Ты думаешь, почему мы вчера полночи со старостой пировали и при этом, хоть в потёмках и сидели, но всё видели? Да и утром, мы с тобой снедать сели не вслепую. А всё потому, что камешек этот тьму рассеивает!
Я аккуратно взял камешек из рук Гонды и поднёс к глазам. Камень как камень. Ничего особенного. Попадись мне такой на дороге, даже внимания бы не обратил. Покосился на Гонду. Не шутит ли? Но мой друг смотрел серьёзно и внимательно.
— Вижу, сомневаешься, — усмехнулся он добродушно, забирая у меня кристалл. — Нычё. Сёдня вечером покажу. Нужно лишь его в руке сжать и подумать, чтобы светлее стало. И вокруг тебя на несколько шагов всё видно и станет.
— И у Мефодия, значит, такой же камень?
— Не. У него камень не этому чета! — Потянулся Лузга. — Сумеречница в каждой избе есть. И цена ей полполушки. А у отца-послушника камень дорогой. На него всю деревню купить можно!
— Зато теперь его к колдуну нести надо. Силю мажеску в него по новой вливать! — Возразил Гонда. — А Сумеречница сама за день в себя силу ту соберёт и можно опять пользоваться!
— А почему так? — Удивился я. — Раз она дешевле, так хуже должна быть.
Гонда обречённо поднял глаза к небу и шумно вздохнул.