Маг. Биография Паоло Коэльо
Шрифт:
Вернувшись на родину, Пауло становится сотрудником «Фонограма». С Сидни Магалом
С Вануссой
С Раулем Сейшасом они, как уже было сказано, соседствовали, но прежней близости не было. В конце года «закадычных врагов» удалось заманить в студию компании WEA с которой сотрудничал Рауль, чтобы попытаться воскресить союз, потрясавший некогда Бразилию. Попытка провалилась. Выброшенный на рынок в начале 1979 года долгоиграющий диск «Девственный лес» (Пауло принадлежат там тексты пяти песен —
Слава, сопутствовавшая им в 1973–1975 годах, осталась позади, но Пауло всем сердцем усвоил урок, преподанный Раулем: «Сочинить песню — значит уложить в двадцать строчек историю, которую люди будут слушать раз по десять, и их не затошнит», и уже не зависел от партнера. Помимо этих пяти песен, в течение 1978 года он написал слова еще примерно к двадцати композициям; работал и с теми, кто оставит заметный след в истории бразильской поп-музыки, писал сценарии и режиссировал шоу. Когда режиссер Педро Роваи решил снять полнометражный порнофильм «Латинский любовник», в авторы сценария был, разумеется, приглашен Пауло Коэльо.
Как всегда бывало с ним при его хрупкой нервной организации, если работа получалась — душа пела, и наоборот. Так происходило и теперь. Но безоблачное небо профессиональной деятельности покрывалось хмурыми тучами, едва он попадал домой. Взаимное недовольство перерастало во все более ожесточенные и частые скандалы, сменявшиеся отчужденным молчанием: супруги Коэльо порой не разговаривали друг с другом сутками. В феврале 1979-го Пауло решил в одиночку совершить морскую прогулку в Патагонию, а когда на обратном пути его трансатлантический лайнер зашел в порт Буэнос-Айреса, позвонил Сиссе и предложил расстаться. Любопытно, что он, придающий такое значение «знакам», столь чуткий к совпадениям, лишь кажущимся случайными, не заметил, что ровно три года назад, тоже из аргентинской столицы и тоже по телефону предложил ей руку и сердце.
Фактически развод датируется 24 марта того же 1979 года, когда Сисса покинула квартиру на Сенадор-Эузебио, а расторжение брака произошло 11 июня в суде, расположенном метрах в пятидесяти от церкви Святого Иосифа, где проходило венчание. Процедура едва не сорвалась: в самый последний момент Сиссе пришлось бегом покупать чулки, ибо предстать перед судьей в джинсах не разрешали правила. Кроме того, адвокат забыл предоставить какой-то документ, так что супруги были вынуждены «позолотить ручку» делопроизводителю и получить свидетельство о расторжении брака с черного хода. Когда наконец препятствия были преодолены. Пауло и Сисса как цивилизованные люди отметили свой развод в ресторане. Каждый из них по-своему отозвался об этом событии. Пауло записал в дневнике:
Не знаю, вправду ли она так близка к отчаянию, но плакала сильно. Для меня моральная травма оказалась незначительна. По окончании этого искуса я отправился заниматься своими делами в другие кабинеты, помещения, миры. Ужинал с давно позабытым удовольствием, и это связано не с разводом, а — с кухаркой, вкусно меня накормившей.
В свою очередь Сесилия, отказавшаяся делить с бывшим мужем что бы то ни было, включая даже «совместно нажитое имущество», на часть которого по бразильским законам имела право, сформулировала свои мысли и чувства в краткой записке, написанной по-английски и отправленной Пауло по почте. И без промаха попала в его ахиллесову пяту:
По моему мнению, едва ли не главная проблема из всех, что мешали нам жить, возникала в постели. Я никогда не понимала, почему ты не думаешь обо мне. Все могло быть гораздо лучше, если бы я чувствовала, что ты заботишься и омоем наслаждении. Но этого не было. Никогда не было. И очень скоро твои ощущения тоже стали мне безразличны.
Для человека, чья эмоциональная стабильность столь зависела от сочувственного понимания, от женщины, призванной помочь ему справиться с бушующими в душе бурями, окончание брака означало скорое наступление депрессии и беспросветной меланхолии. И это было не из-за отсутствия женского внимания, скорее напротив. Но теперь он вбил себе в голову, что женщины похищают у него энергию, которую следует направить на литературное творчество. «Да, я познал многих, очень многих, — писал он, — но все они были женщины-вампиры. С этим покончено навсегда».
Больше всех по поводу развода сына переживала Лижия. Отвлекшись от праздничных хлопот по случаю Пасхи, она отправила сыну письмо, убористо напечатанное на машинке через один интервал. Не похоже, что оно написано «дурой», как не раз аттестовал свою мать Пауло, — изящный стиль, безупречно правильный язык, и потом, люди такой категории имеют весьма слабое знакомство с психоаналитической терминологией. Мать настаивает, что брак распался по его вине, из-за его вечной неуверенности в себе и неспособности
Мой милый мальчик,
У нас с тобой много общего: в том числе — способность изливать свои чувства в письмах. По этой причине сегодня, в день Воскресения Христова, я посылаю тебе эти строки в надежде, что они поддержат тебя. Или, по крайней мере, — чтобы ты знал, что я очень люблю тебя и потому страдаю, когда тебе плохо, и радуюсь, когда ты весел и счастлив.
Как ты, должно быть, догадываешься, я беспрестанно возвращаюсь мыслями к вашему с Сиссой разводу. Нет нужды говорить, что это — твое и только твое дело, и мне бы лучше помолчать. И я даже не уверена, что решусь отправить это письмо.
Повторяя, что хорошо тебя знаю, я исхожу исключительно из своего материнского чутья, ибо многое в тебе сформировалось, к сожалению, без нашего участия и не у нас на глазах, а потому укрылось от нашего внимания. В детстве ты был постоянно удручен, а потому и возникла необходимость разрыва связей с самыми близкими людьми, потребность сломать все схемы и все начать с нуля. И тебе удалось освободиться, хотя ты боязлив, не уверен в себе, подвержен тревогам и страхам. Да, удалось! И еще как удалось! Но ты высвободил и то, что было подавлено, а теперь сам не можешь с этим справиться и совладать.
Я не слишком хорошо знаю Сесилию, но все же она казалась мне очень здравомыслящим и трезвым человеком. Сильной Бесстрашной. Чуткой. Простой. Думаю, для тебя было тяжким испытанием, когда она, как свойственно невротикам, начала возвращать тебе усвоенные у тебя же черты — твою зависимость, твои чудачества, твои недостатки… Она не пожелала и дальше подставлять плечо под чужое бремя, и вот равновесие супружества нарушилось. Не знаю, каков был ваш последний разговор, но ты воспринял его как отторжение, как нелюбовь и не пожелал выдержать это. И есть лишь один способ решить проблему — понять ее. Ты однажды сказал мне, что не умеешь проигрывать. Но жить полной жизнью можно лишь в том случае, если принимаешь и победы, и поражения.
Лижия.
NB: Как видишь, я по-прежнему очень скверно печатаю на машинке. И все же решила рискнуть. Результат налицо.
Мой милый сыночек, сегодня я много молилась за тебя. Молилась, чтобы Господь даровал тебе уверенность выстроить свою жизнь собственными руками. И чтобы она и впредь была такой же, какой была до сих пор, — полной сознательных и честных свершений, и чтобы в ней было побольше радостных и счастливых минут.
Крепко целую тебя.
Письмо Лижии сыну после его развода с женой: «Но жить полной жизнью можно лишь в том случае, если принимаешь и победы, и поражения»
Как он сам писал на первых страницах дневника, нет ничего нового под солнцем. И как уже не раз бывало в его жизни единственным способом компенсировать горечь этого поражения была работа. И тут, в апреле 1979 года, когда еще и месяца не прошло после развода, на него как с неба свалилось приглашение перейти к главному конкуренту «Филипс» — в «Си-би-эс», — и в этом приглашении содержался многообещающий намек на возможность в скором времени занять пост художественного директора американской звукозаписывающей корпорации. После целой череды провалов в личной жизни и в профессии — неудача альбома «Девственный лес», блиц-роман с Энеидой, творческое бесплодие, обнаружившееся в Лондоне, крах супружества — приглашение казалось бальзамом на душу; прежде всего в случае своего перехода Пауло вновь оказался бы в самом центре поп-культуры Рио и Сан-Пауло. Впрочем, когда он начал работать на новом месте, обнаружилась новая и весьма неприятная черта его личности: высокомерие. Одной из поставленных перед ним задач была реорганизация художественного департамента, и он повел себя весьма ретиво. «Да, это правда, — вспоминал он впоследствии. — Я выказал никогда не проявлявшуюся прежде спесь на грани грубости, устраивал нагоняи подчиненным, командовал, ругался и вел себя весьма авторитарно». Дошло даже до того, что, боясь злоупотреблений, он отказывался подписывать счета и платежные ведомости, если они не внушали ему доверия.
Не ведая, что собственными руками роет себе могилу, Пауло нанимал одних, увольнял других, урезал сметы, сокращал штаты, подливая таким образом масла в и без того уже жарко полыхавший огонь амбиций и ущемленных самолюбий. А покуда он на свой страх и риск проводил операцию «чистые руки», вокруг него сплелась целая сеть интриг. Силки сработали в понедельник, 13 августа 1979 года, когда исполнилось два месяца и десять дней его работы в новой ДОЛЖНОСТИ: около полудня он явился в офис, и его неожиданно вызвали к президенту «Си-би-эс» по Бразилии, аргентинцу Хуану Трудену. Тот ожидал его, стоя посреди кабинета, с улыбкой на устах. Протянув руку, он произнес одну-единственную фразу: