Маг. Биография Пауло Коэльо
Шрифт:
Я сижу в новом кабинете, если так можно назвать эту каморку. Я и мой персонал — две секретарши, ассистентка и курьер — ютимся на пространстве в 30 кв. м, то есть на каждого приходится всего по 5. Этого было бы просто мало, если бы тут к тому же не громоздилась всякая рухлядь, — но и ее к нам запихнули.
Помимо того что место службы располагалось неудобно и далеко от центра, Пауло чувствовал себя неуютно еще и потому, что занимал должность, находившуюся в эпицентре постоянного землетрясения, порождаемого острым соперничеством, борьбой за место под солнцем, состязанием честолюбий и тем, что называется «подсиживанием». Поле борьбы, в которой личность попирается, а удары по большей части наносятся в спину, — едва ли подходящее место для человека, чью душу постоянно томят страхи и параноидальные мании. Если ему казалось, что какой-нибудь местный громовержец недостаточно любезно раскланялся с ним в лифте, Пауло тут же видел в том угрозу своему пребыванию в должности.
Сегодня я совсем никуда не гожусь, паранойя доконала. Мне кажется — меня никто не любит, и каждый так и норовит подстроить мне какую-нибудь пакость. Еще кажется — ко мне не так прислушиваются, как прежде.
А настроение такое из-за того, что меня практически выставили с утреннего совещания… Из носу течет; может, у моего гриппа — психологическая подоплека? Андре Мидани, президент компании, входит в зал, но ко мне не обращается; у моего партнера — отвратительное настроение, и мне кажется, что и то и другое — звенья заговора. В газетной колонке мое имя даже не упомянули, хотя и следовало.
И вдобавок ко всему (отчего моя паранойя разыгралась не на шутку, а тревога стала буквально подступать к горлу) обнаружилось, что меня не пригласили на презентацию книги Нелсона Мотты. Он всегда меня сторонился, да и мне почти никогда не удавалось скрыть своей к нему неприязни.
Мне вообще иногда кажется, что люди терпят меня лишь потому, что я друг Менескала… И так от этого муторно и гадко на душе…
А сфера его деятельности в корпорации, где он исполнял одновременно функции и музыкального редактора и креативного директора, тоже была для него постоянным источником непреодолимых страхов. По должности ему часто приходилось писать длиннейшие доклады руководству компании, давая подробные отчеты, делая нелицеприятные критические обзоры, посвященные виднейшим музыкантам, связанным с корпорацией контрактами, а иными словами — оценивать своих коллег. И хотя доступ к этим материалам получал строго ограниченный круг лиц — Мидани, Менескал, Армандо Питтильяни и еще один-два высокопоставленных руководителя, — Пауло леденел от страха при мысли о том, что его аналитические разборы могут попасться на глаза тем, кому они посвящены. Страх все возрастал и усиливался, ведь сам этот «жанр» предусматривает известную скупость на похвалу и серьезный разбор недостатков. Сколь ни велик был стресс, Пауло проявил себя более чем добросовестным сотрудником, а энтузиазм, с которым он работал, нередко заставлял его засиживаться за отчетами до глубокой ночи. Служба в «Филипс» была одной из опор той «треноги», на которой в шатком равновесии зиждилось его эмоциональное равновесие. Второй было супружество, а третьей — йога, последнее увлечение, покорившее и душу, и тело. Когда же становилось совсем невыносимо, он обращался к помощи психиатра Бенжамина Гомеса, и тот приводил его в порядок лошадиными дозами антидепрессантов.
К январю 1977 года Пауло успел убедиться, что Сисса не похожа на своих предшественниц. «Она — такая, как есть, и не скоро станет другой, — признавал он. — Я бросил попытки изменить ее, ибо теперь понимаю всю бессмысленность этого». Тем не менее ему постепенно удалось сделать так, чтобы Сисса признала наркотики, хоть что-то из мира его интересов. Она никогда не будет всерьез употреблять их, но все же приняла из рук мужа свой первый «косячок», а потом попробовала ЛСД. Следуя тому же ритуалу, который придумал когда-то Пауло, вовлекая в это дело Веру Рихтер, инициация произошла 19 марта, в день Святого Иосифа, и перед началом церемонии оба приложились к его образу. Как только Сисса положила на язык первую облатку, включили магнитофон, записывавший с этой минуты ее ощущения — вначале чувство тревоги, затем как будто потянуло в сон, по телу забегали мурашки, и вот наконец экстаз. В этот миг ей стали слышаться звуки, которые, как обычно бывает, невозможно описать. Рыдая, она тщетно пыталась передать, что чувствует:
Никому не под силу выдержать то, что слышали мои уши… Я никогда не смогу это позабыть… Но должна постараться описать… Знаю, ты слышал то же, что и я. Я смотрела на потолок нашей комнаты. Не знаю… Нет, описать это невозможно, но я должна. Пауло, это очень сильно.
Пауло меж тем занимался мониторингом и одновременно — звуковой дорожкой. Увертюрой послужила музыкальная заставка «Жорнал насионал» — новостной программы «ТВ-Глобо», открывавшейся сообщением о повышении аварийности на дорогах Рио. Затем последовали «Токката и фуга» Баха и «Свадебный марш»
Успокаивая жену, Пауло заверил ее, что в случае «bad trip» стакана свежевыжатого апельсинового сока вполне достаточно, чтобы устранить эффект ЛСД.
Хоть они и скрывали друг от друга свою тревогу и тоску, наркотики не помогли с этим справиться. Во время одного из таких «глубоких погружений» в их квартире появился герой, призванный спасти Пауло и Сиссу и принявший на этот раз облик тяжеловеса Рокки Бальбоа, сыгранного Сильвестром Сталлоне. В ту мартовскую ночь 1977 года Пауло вместе с женой смотрел по телевизору церемонию вручения «Оскара». Он был потрясен тем, что «Рокки» получил целых три статуэтки — за лучший фильм, лучшую режиссуру и лучший монтаж. И у Пауло вновь возникло желание стать победителем — подобно боксеру Бальбоа, возникшему ниоткуда и ставшему чемпионом, — и обрести причитающуюся ему награду. А то единственное, что по-прежнему его интересовало, было связано с давней мечтой — стать писателем, которого читал бы весь мир, и Пауло уже давно и отчетливо осознал, каков должен быть первый шаг на долгом пути к этой цели. Покинуть Бразилию и писать книги за границей. Уже на следующий день он пришел в спортзал, где у Менескала была тренировка по айкидо, и сообщил, что уезжает. Будь его воля, он предпочел бы Мадрид, но Сисса настояла на своем, и в самом начале мая 1977 года супруги прилетели в аэропорт Хитроу — Лондон был призван стать колыбелью литературного первенца Пауло Коэльо.
Спустя несколько дней в трехэтажном доме, стоявшем на Пэлас-стрит на полпути от вокзала «Виктория» к Бэкингемскому дворцу, была снята квартирка за 186 фунтов стерлингов в месяц — тесная, но удачно расположенная и обладавшая к тому же дополнительным преимуществом в виде ванной. По прибытии в столицу Соединенного Королевства в местном отделении «Банко до Бразил» супруги открыли счет и положили на него 5 тысяч долларов.
Денег в ту пору у Пауло хватало, однако дело тут было не только в свойственной ему разумной осмотрительности в тратах — имелась еще и некая юридическая тонкость: по существующим правилам для бразильских граждан за границей был установлен лимит переводов — не более 300 долларов ежемесячно. И вот, чтобы обойти требования Центрального банка, в конце месяца в Рио объявлялась мобилизация всех бабушек, тетушек, кузенов с тем, чтобы каждый присылал бразильским друзьям Пауло и Сиссы по 300 долларов, которые переводились на их счет в «Банке до Бразил». Благодаря этой хитрости супруги получали ежемесячно около полутора тысяч долларов, не облагаемых налогом.
Пауло зарабатывал еще и тем, что вел музыкальную колонку в еженедельном журнале «Амига». Сисса подрабатывала в бразильской службе «Би-би-си» и время от времени публиковала короткие, но подписные репортажи в «Жорнал до Бразил». На ней же была и вся домашняя работа, поскольку на помощь супруга в этом отношении рассчитывать не приходилось. Более того — он не только не разделял с нею бремя повседневных забот, но и запрещал покупать замороженные продукты, а также ласково просил Сиссу приобрести поваренную книгу. Перевод рецептов из «Basic Cookery» потребовал немало сил и времени: чета Коэльо часами разгадывала смысл текста, чтобы потом преобразовать слова, рецепта в кушанье. На стене их комнаты, на самом видном месте, красовалось недельное меню, изучив которое, пытливый исследователь пришел бы к выводу, что мясо было для супругов изысканным деликатесом, который они позволяли себе не чаще, чем раз в неделю. Впрочем, это компенсировалось тем, что они отдавали дань экзотической кухне, довольно часто посещая пакистанские и таиландские рестораны.
Того, что супруги получали, хватало на все: занятия по йоге и фотографии, лекции по вампиризму, которые Пауло исправно посещал, прогулки, короткие поездки по стране и обширную культурную программу, предлагаемую Лондоном. Пауло и Сисса неизменно оказывались первыми в очереди в кассу кинотеатра, когда выходил какой-нибудь фильм, который в Бразилии наверняка был бы запрещен цензурой, — например, «Осада» греческого режиссера Косты-Гавраса, посвященный уругвайской диктатуре… Потребовалось, чтобы минуло три долгих, монотонных месяца, не заполненных решительно никакой деятельностью, чтобы Пауло осознал, какой глубочайшей праздности он предается:
Я работаю самое большее два дня в неделю. Это значит, что в среднем за три месяца в Европе проработал меньше одного. Для человека, который задался целью покорить мир и приехал сюда осуществлять свои мечты и желания, два дня работы в неделю — это очень мало.
Поскольку у него не было средств выпустить благословенную и столь долгожданную книгу, он решил все же занять время какой-нибудь полезной деятельностью. Лекции по вампиризму вдохновили на создание сценария, названного «Лондонский вампир». Пауло разослал свое сочинение известным продюсерам, и все ответили учтиво, но в том смысле, что, по их мнению, фильм о вампирах в настоящее время сборов не сделает. Один из продюсеров оказался особенно любезен и предложил свои услуги в качестве эксперта, вызвавшись сообщить, готовы ли они будут прокатывать фильм, — но все это, разумеется, после того как он будет снят…