Магазин работает до наступления тьмы
Шрифт:
— Пожалуйста, впустите меня.
В темноте у нее за спиной что-то прошуршало. Матильда, продолжая втирать мазь, неохотно обернулась. Ну разумеется — стоило посмотреть направо, как тут же зашуршало слева, причем гораздо отчетливей.
— Хозяин? По-моему, у нас токсичные отношения.
— Заходи.
— Какие, говоришь, у нас отношения?
Матильда, не поднимая глаз, тихо повторила:
— Токсичные.
— Зря я купил тебе телефон, — помолчав, сказал Хозяин.
— Возможно, Хозяин… И что теперь? Длительная беседа?
Хозяин невесело усмехнулся
— Прежде надо все хорошенько обдумать. А пока иди спать, телу нужен отдых.
— Да, Хозяин. — И Матильда скользнула мимо прилавка в подсобное помещение.
Свет в магазине был приглушен, и в углу за кассовым аппаратом только угадывался силуэт Женечки. Хрупкое создание привалилось к стене, точно манекен, и казалось крепко спящим. Хозяин несколько секунд присматривался, словно хотел убедиться, что Женечка дышит, а потом ушел в сумрачные недра торгового зала.
Дама из кладовки, или Убийственное воображение
Шариковая ручка с еле слышным шорохом скользила по листу бумаги, выводя безупречно ровные строчки. Матильда принесла свежезаваренный чай и конфету «Пьяная вишня» на отдельном блюдечке, но Хозяин как будто не видел ни поставленного на край стола подноса, ни самой Матильды. Она, опустив глаза, ковыряла сухую корочку на одной из своих многочисленных болячек. Потом решилась заговорить:
— Хозяин, я…
— Не утруждай себя оправданиями. — Он наконец отложил ручку. — Я прекрасно понимаю, что именно ты собиралась проделать.
— Да, Хозяин, — снова потупилась Матильда.
— Женечке пришлось показать мне половину наших книжных запасов, прежде чем я догадался. Старею, как видно. Теряю бдительность.
— Ну что вы, — запротестовала Матильда. — Вы очень бдительны.
— Я стал непростительно беспечен, Матильда. Я начал тебе доверять и дошел в этом до крайности.
— И вы можете, вы всегда можете…
— Еще утром я намеревался добавить к отчету это. — Хозяин достал из ящика и поставил на стол склянку из темного стекла с притертой пробкой. Склянка казалась пустой, но, когда ее донышко коснулось зеленого сукна, под стеклом как будто пробежала и погасла еле заметная искра.
Матильда отпрянула, на лице ее мелькнуло потрясенное, почти плачущее выражение — и тут же пропало, как искра в склянке.
— Вы этого не сделаете, — сказала Матильда голосом диккенсовской сиротки, которая не может поверить в коварство взрослых, а потому страстно его отрицает. — Вы слишком добры.
Хозяин взглянул на нее с любопытством. Матильда выдержала его взгляд, трогательно хлопая увлажнившимися ресницами.
— А ты слишком лукава, — вздохнул наконец Хозяин и все-таки улыбнулся. — По-прежнему слишком лукава.
— Я положила в чай чабрец.
— Это последнее предупреждение, ты почти пересекла черту. Ты меня поняла?
— Поняла, Хозяин, я очень понятливая. Хотите, принесу печенье? Курабье, сказали, свежайшее.
Хозяин покачал головой и встал, чтобы поставить склянку на полку шкафа. Матильда обеспокоенно следила за ним.
— Там совсем на виду. Может, лучше обратно в ящик? Или в сейф…
— Пусть стоит здесь. — Он закрыл дверцу. — Напоминанию лучше быть на виду — чтобы не выветрилось из памяти.
Потом Хозяин все-таки выпил чай, чинно съел конфету и стал собираться. Матильда проворной камеристкой сновала по комнате, поднося то шляпу, то трость, то позолоченную булавку — подколоть неизменный синий шарф, закрывавший шею Хозяина. От булавки он, впрочем, отказался, невзирая на уверения, что это очень респектабельно и с ней он сразу произведет нужное впечатление.
Последним Матильда поднесла пузатый чемодан с обитыми железом уголками — тот самый, в который не так давно бросала перепачканный кровью девичий альбом.
Хозяин миновал пустынный торговый зал и направился было к дверям, но потом взглянул на большие настенные часы с римскими цифрами на золотистом циферблате и поставил чемодан у прилавка, прямо напротив Женечки.
— Ради всего святого, приглядывай за ней, — тихо сказал он.
— Последнее предупреждение! — крикнула из зала Матильда. — Я помню!
— Да к чему эти реверансы, — нахмурился Хозяин. Он наставил на Женечку набалдашник трости. — Тебе тоже последнее предупреждение. Если за время моего отсутствия что-нибудь случится, я сей же момент напишу отказ от обеих… обоих… от вас всех! Вы поняли?
— Да, Хозяин! — донеслось из зала.
В Женечкиных руках возник пожелтевший томик: с обложки улыбались бровастый генсек — кажется, его фамилия была Хрущев — и приглаженный президент США. Хозяину некогда было запоминать политиков. Надпись на обложке гласила: «Жить в мире и дружбе!».
— Именно, — смягчился Хозяин, еще раз взглянул на часы, подхватил свой чемодан и вышел из магазина.
— Не бойся, — сказала Женечке подошедшая Матильда. — Уж один-то день продержимся.
Входная дверь снова заскрипела. Матильда быстро огляделась в поисках того, что мог забыть Хозяин…
Дверь открылась, впуская в магазин Славика. Книга с оптимистичным названием выпала из длинных Женечкиных пальцев.
***
Дело в том, что несколькими часами ранее Славик обнаружил себя в весьма затруднительном положении, причем у него никак не получалось вспомнить, как именно он в этом положении оказался. Вокруг были бурые стены с каменными наплывами, они тянулись вверх и смыкались в обширный глухой свод. Очевидно, Славик находился в пещере. Более того, попытавшись пошевелиться, он понял, что, кажется, стал частью этой пещеры. Его руки и ноги куда-то подевались — по крайней мере, он чувствовал на их месте лишь каменную немоту, — а тело оказалось вмуровано в одну из бурых неровных стен. Краем глаза Славик видел своих соседей — гроздья лишенных конечностей тел, округлых комьев плоти, которые тоже висели на стенах. Он не знал, люди это или что-то другое: повернуть голову и хорошенько их рассмотреть не получалось, затылок тоже был зажат в тиски камня. Но в смутных очертаниях, которые улавливало боковое зрение, было что-то тревожаще-неправильное…