Магеддо. Виртуальный роман
Шрифт:
Девушек, естественно, рядом с ним никто и никогда не замечал, но и травить «хорька» почти перестали, потому что редкое, но присутствие рядом с ним Джо и Зака, не говоря уже о Билли служили Чаку неплохой защитой. Да и, собственно, они были уже на третьем курсе и сами могли кого-нибудь сделать «фонтаном» хоть знаний, хоть незнаний. Тем не менее, кличка прилипла, и Чак о ней знал, и даже не пытался ее опровергнуть, оставаясь всё таким же мелким, злобным, прыщавым и желчным типом. Впрочем, в игре он вел себя надежно, Джо подчинялся всегда, а его талант был настолько бесспорным и полезным, что команда терпела, а потом привыкла к нему, как к мебели. Он был как компьютерная «мышка» без которой выигрыш просто невозможен. «Хорёк», кстати, не выразил особых восторгов по поводу контракта и сейчас пребывал в глубокой задумчивости.
Оставив его в думах,
Да, Эмми, вздохнул Джо, чувствуя тепло ее руки на подлокотнике рядом. Через пару недель он получил подтверждение тому, что добрые дела не остаются незамеченными. На одной из лекций рядом с ним грациозно опустилась на стул красивая смуглая девушка, застенчиво улыбнулась и… Так они познакомились, а потом, как-то само собою дружба переросла в нечто большее. Эмми, так же застенчиво и грациозно отдала ему свою невинность, тепло и ласку. Ничего не требуя взамен и, похоже, ни на что не рассчитывая. Джо принял этот дар совсем не так спокойно, как многим казалось. Ему было с нею хорошо, уютно и как-то плавно что ли. Сначала. Потом, быстро, стало чего-то не хватать. Слишком буднично все было, стало и вот теперь проходило. Эмми всё чувствовала, но её отношение к Джо никак не менялось, что и настораживало его. Никаких ссор, размолвок или выяснения отношений не было, да и не предвиделось. Только взгляд Эмми был всегда рядом: темные глаза то искрились лучиком надежды, то темнели, как воды Нью – Йоркского залива осенью.
Эмми, внебрачная дочь богатого индуса, имевшего свой бизнес в том числе и в Штатах, с детства не нуждалась ни в чем. Отец в ней души не чаял, хотя всегда мечтал о сыне. Однако очередная попытка закончилась тем, что в двенадцать лет у Эмми появилась сестренка. Через пару лет ее не стало, а Эмми почти лишилась родительской заботы и ласки. Отец неожиданно вернулся в свою первую индийскую семью. Переходя из одной частной школы в Сиэтле в другую, оттуда – в престижный колледж в Вашингтоне, а затем в университет Нью-Йорк, а она теперь редко видела мать, ударившуюся в одинокую женскую карьеру и отца, навещавшего дочь раз в году.
Вскоре она привыкла быть одна и сносила все свои, на замечаемые другими, вынужденными бороться за существование, переживания с покорностью азиатской женщины. До встречи с Джо она мечтала только об одном – закончить поскорее эту нескончаемую учебу и уехать со своим дипломом куда-нибудь, где меньше людей. Она так и не привыкла – хоть другого и не знала – к американским гонкам за карьерой, продвижениям по должностям и встречам с родителями раз в год. Она искренне не понимала, как это – не звонить домой месяцами или сказать «Хай! У меня всё окей!» и отключить «мобилу» еще на пару месяцев. Если там кто-то готов тебе ответить, а ты не звонишь? Просто потому, что так не принято? Индейка на Рождество казалась ей глупой, надуманной псевдотрадицией, после которой становилось не веселее, а только хуже. Она не давала себе труда задуматься о том что, в общем, ее выводы были далеки от истины просто потому, что ей – то как раз позвонить матери или отцу очень хотелось, но вот им до нее в последние лет пять не было почти никакого дела.
Потому Эмми в общем видела, но не хотела воспринимать американских принципов воспитания детей. В которых было, конечно, много хорошего, хотя и необычного для остальных. На первый взгляд. Здесь детей до колледжа вообще не оставляли одних ни на минуту. Несмотря на то, что никакие дедушки и бабушки здесь с детьми никогда не «сидели», как говорят в России. Бабушки и дедушки отдыхали и не заморачивались проблемами внуков. Они всю жизнь работали – в Америке вообще принято много работать – и теперь кто разъезжал по миру, как тоже было принято, а кто отдыхал в Штатах. Вся ответственность лежала на родителях – как до того на их родителях – и уже стала нормой американской жизни. Хорошей нормой, хотя с другой стороны такая опека детей говорила о том, что в стране все далеко не идеально с преступностью. Что подтверждалось и количеством заключенных.
Как бы то ни было, в школу и из школы детей обязательно доставляли родители. Или сами или кто – то из соседей – по графику – брал всех детей в свою машину. Знаменитые желтые школьные автобусы уже становились анахронизмом и использовались в основном малоимущими родителями. Хотя и здесь было принято ребенка сначала посадить в автобус, а затем встретить. Иначе на таких родителей немедленно пожаловался бы водитель этого самого автобуса или обязательный сопровождающий от школы. Еще одна черта – доложить «куда следует» по любому поводу – прочно вошла в жизнь США и имела разные оттенки от «стучать» до «спасти» и «предупредить». Но в случае с детьми вряд ли кто-то мог упрекнуть внимательного гражданина, и им вскоре грозило бы не только общественное порицание вплоть до возмущения, но и возможное судебное преследование. Все, что касалось безопасности детей, не подлежало обсуждению, а было обязательным к выполнению. Любые отклонения от принятых норм карались незамедлительно и жестко.
Дома с детьми – когда родители работали, а они, как известно, работали – постоянно были бэби-ситтеры, которыми частенько становились те же студенты. Присмотр старших братьев и сестер был также неукоснительно – обязателен. На уикэнды дети также не оставались одни: они либо ездили с друзьями, но и с родителями, своими, либо снова по графику с соседскими в огромные супермаркеты, откуда можно было не выходить сутками. Либо ходили в гости – с обязательной доставкой туда и обратно – к друзьям, попадая под присмотр уже их мам, пап, братьев-сестёр или бэби-ситтеров. Или оставались дома под недремлющим оком родителей родных. Никакие концерты, походы в кафе, школьные вечеринки не могли состояться или посещаться детьми без неусыпного присутствия и наблюдения родителей или старших братьев-сестер.
Так, с небольшими послаблениями, продолжалось вплоть до колледжа, то есть совершеннолетия, в котором молодые люди получали наконец-то долгожданную свободу, ограниченную, правда, необходимостью учебы и надвигающейся близостью самостоятельной жизни. В которой американские родители уже принимали участие оплатой этой самой учебы, и с позиции «мы свое дело сделали, теперь твой черед». Дети, уставшие от надзора, чаще всего стремились уехать от родительского дома подальше, а порой у них просто не было выбора: колледж, дававший «добро» на прием того или иного студента мог находиться в тысячах километров от родного города. В то же время отношения, вопреки расхожему мнению, не прекращались, но переходили в стадию «на расстоянии» и сводили родителей с детьми чаще всего в Рождество, День Благодарения и, порою, в другие американские праздники, признанные семейными. Или на каникулах, где в родительском доме всегда была свободна и не тронута комната уехавшего на учёбу сына-дочери. И, как правило, оставалась навсегда их комнатой, сколько бы лет не исполнилось «ребенку».
Существовали в Штатах и два хороших праздника: День Матери и День Отца, в которые было принято обязательно звонить и поздравлять, отправлять открытки и маленькие подарки, либо вести отца-мать в ресторан или кафе. И, хотя американская индустрия быстро превратила их в еще один огромный покупательно-скидочный рынок с многомиллионными толпами в супермаркетах, открытками и сувенирами, доведя в итоге основателей этих самых праздников до бешенства и призыва вообще отказаться от этих Дней, добрая суть всё же оставалась. Конечно, все это было присуще классу «от среднего и выше», а в семьях победнее или за условной чертою все обстояло не так радужно или не так строго и стройно.
Всего этого Эмми была лишена почти полностью и после колледжа она стала тихо ненавидеть себя, окружающих ее людей и вообще всех людей. Ей было неуютно с ними, а им с нею было как-то непонятно. Такие выводы не совсем логично подтолкнули ее к компьютеру, где, как оказалось, тут нерастраченная энергия пригодилась в полной мере. Она легко вошла в команду университета, оставив за бортом многих, с виду более активных или похожих на парней сверстниц. Тем более что пресловутая американская толерантность тут сыграла ей на руку: и девушка, и полукровка в одном лице. Без нее и темнокожего Зака команду «прижимали» бы на всех американских соревнованиях спокойно и планомерно. А потом была встреча с Джо, и ей показалось, что совсем близко, за тем поворотом забрезжил рассвет, но это только казалось…