Маги нашего города

Куприянов Сергей Александрович

Передача маг-кода от одного руководителя не означает, что теперь человек должен безоговорочно подчиняться этому второму. Это не передача волшебной лампы одним владельцем другому, в результате чего джинн, являющийся рабом лампы, начинает служить новому господину даже в ущерб прежнему. О рабстве здесь речь не идет. Факт передачи кода лишь свидетельство того, что прежний наставник доверяет новому и в каком-то смысле – лишь в некотором! – передает ему своего подопечного. В частности тот, имея маг-код, в любой момент может отыскать своего нового ученика и отчасти проконтролировать его действия, то есть имеет возможность на них влиять. В свою очередь, и ученик в любой момент может обратиться к своему наставнику за помощью. Но и этот

симбиоз не вечен, он действует лишь до тех пор, пока кто-то из них не решит от такого рода сотрудничества отказаться. Но сам факт такой передачи свидетельствует о том, что прежний наставник больше не может или не хочет иметь дела со своим учеником, но об этом он должен уведомить того сам, лично. Вполне возможно, что, например, Павлу не хочется иметь дело с тем же Перегудой. Это его право. Как и право вовсе отказаться от наставника. Маг, даже не обладающий высшей категорией, человек свободный, хотя и связанный некоторыми ограничениями и обязательствами. Поэтому передача его личного маг-кода, произошедшая за его спиной, сильно смахивает на предательство. А к магу, совершившему проступок такого рода, то есть получается, человеку, не обремененному моральными принципами, отношение в их среде сразу складывается особое. За таким нужен глаз да глаз, и от этого пригляда его до конца жизни не избавит ничто, разве только чудо. Горнин, прекрасно знающий эти порядки и сам за них радеющий, мог совершить подобное только в состоянии полного умопомрачения. Либо же от безысходности, сильно прижатый к стенке. Но чем таким его можно было прижать, чтобы заставить совершить один из самых предосудительных поступков, который только может сделать маг-директор? Он что, пил кровь младенцев или пытался навести черный мор на Москву? Бред. Не тот Петрович человек.

– Ну, убедился? – спросил Перегуда.

– Да уж.

– А ты говоришь: "Не верю". Мне-то как раз верить можно. Ну так что, тебе и вправду нужно на вокзал?

– Да нет, – вяло ответил Павел. – Успеется.

Он потянулся к бару, без спросу достал оттуда непочатую бутылку виски и, зажав ее между коленей, с мягким «фирменным» хрустом свернул колпачок. Потом молча, жестом, предложил Перегуде. Тот отрицательно мотнул головой. Тогда Павел налил себе чуть не до краев и, поставив граненую бутыль на место, щедро отхлебнул.

– Широко шагаешь, как я посмотрю.

– Нормально.

– Смотри. Сегодня, конечно, можно, но завтра...

– Что, нельзя будет?

– Работать надо, а не ханку жрать.

– Вы ж говорили, что у вас тут все фирменное, сто раз проверенное.

– И на фирменном люди спиваются. Да еще как. – Перегуда нажал клавишу переговорного устройства: – Домой едем!

Коротко стриженный затылок водителя изобразил кивок.

– Так вот о чем я хочу с тобой потолковать, – начал было Перегуда, но его прервал звонок мобильного телефона. Он взял его, посмотрел на имя абонента, высветившееся на экране, сделал каменное лицо и сказал: "Слушаю, Юрий Афанасьевич".

И он действительно слушал где-то с минуту, изредка вставляя междометия, и в конце короткого разговора условился о времени, по-видимому, встречи. Но Павел его не слушал. Он был занят своими мыслями. Щедрая порция алкоголя придала им стремительность и некоторую бессвязность.

Петрович не дурак, чтобы дать себя так прищучить. И, главное, кому! И не может не понимать последствий сделанного. Что бы там на него ни навешивали, вплоть до покушения на Кремль, это, по большому счету, мелочь по сравнению с тем, что он может потерять. И потеряет! Если только не... Что-то «не». Если только не переиграет Перегуду. Причем переиграть он должен изящно. Нет, конечно, остается шанс, что он здорово на него, Павла Мамонтова, обиделся. И эта обида дошла до того, что он от него открестился. Неплохо бы переговорить, как-то прояснить отношения. Но даже в случае обиды так не делают. Ну, разошлись бы, как рельсы на стрелке, и все дела. Не они первые, не они последние. В сущности, Павел так и хотел. Но никакой мести даже не предполагал. И у Петровича это не в характере. Они же не бандюки полуграмотные, дурной романтикой накачанные, чтобы разборки меж собой устраивать. Интеллигентные как-никак люди. Хотя что такое интеллигент?

– Извини. Дела, – Перегуда положил дорогой телефон перед собой. По углам экрана слабо отсвечивали какие-то камни. Вряд ли стразы. У Романа Георгиевича все настоящее, с гарантией.

– Фигня, – развязанно отмел извинения Павел. – Дело житейское.

Шеф-директор внимательно посмотрел на него и отвернулся. На лице его мелькнуло и пропало некое отражение чувств. Не то презрение, не то, наоборот, удовлетворение. Машину плавно качнуло, и Павел, изготовившийся влить в себя новый глоток, задержал у рта руку.

– Дороги, блин, – пробормотал он.

– Россия, что ты хочешь, – отозвался Перегуда. – Тут, как известно, две беды. И обе застарелые.

– Ну-т-к, – пожал плечами Павел. – Вы бы посодействовали, в смысле, поднажали б на дорожников. Глядишь, через пару лет по автобанам бы ездили.

– Это все делается в обратном порядке.

– Да-а? Интересно. И как это? Ну, в натуре. Так сказать, в действительности.

Перегуда усмехнулся и достал из бара трубку. Курил он редко, но, как и все, что делал прилюдно, было это у него на самом высоком уровне. Авторской работы трубка, коллекционного качества, табак, хранящийся в шкатулке с увлажнителем, особая зажигалка, специальные приемы и инструменты для набивки. Перед прикуриванием кончик чубука непременно окунается в коньяк.

– Ты с Библией знаком? – спросил он, совершая свое священнодействие.

– С пеленок.

– Тогда должен помнить, что Иисуса Царем царей избрали волхвы.

– Ага. За звездой они еще шли.

– Вроде того. Церковь утверждает, что их было трое, но в каноническом тексте про их количество ни слова. Так предположил в третьем веке Ориген Александрийский, и его мнение приняли как истину. Говорится только, что волхвы, пав ниц, принесли золото, ливан, то есть ладан, и смирну.

– Ну и что?

– Их могло быть и не трое, а, скажем, семь.

– Да хоть двадцать! Что с того?

– Ты можешь меня не перебивать?

– Запросто.

– Начнем с того, что о волхвах говорится только в одном из Евангелий – от Матфея. Но не это главное. Хотя и показательно. О христианстве тогда и речи не было, хотя о единобожии вообще в те времена, по большому счету, крепко задумались в трех государствах – Египте, Персии и Риме. А почему? Потому что там была крепкая центральная власть. Император, фараон...

– Вы чего, в фараоны метите?

Павел посмотрел в окно. Они уже выехали за МКАД и проезжали по какому-то населенному пункту.

– Слушайте, давайте тормознем. Хоть пива куплю. Тут должна быть палатка. А то на этом и спиться недолго. Меня уже повело.

– Пива у меня дома хоть утопись. Потерпи, недолго осталось.

– Тогда я это... Не разорю?

– В случае чего, я тебе счет выставлю, – усмехнулся Перегуда.

– Вот это по-нашему.

Павел пьяненько кивнул и подлил себе виски, а шеф-директор, закончив манипуляции с трубкой, прикурил. По просторному салону бархатным клубком поползло облачко ароматного дыма.

– Вопрос в том, кто такие были волхвы? Ты знаешь?

– Господи... Я что, экзамен сдаю? На колесах! – Он помолчал. – Ну, звездочеты там, мудрецы.

Сбоку и спереди Павла легонько торкнуло. Кто-то неподалеку не очень умело творил заклятие на удачу. Неумело-то неумело, но мощно. Павел, приглядевшись к пролетающим за окном домам, постарался запомнить место – промелькнул очень приметный магазин, возле которого раскинулся рынок под открытым небом, – и сохранить следок. Авось пригодится. Покосился на Перегуду. Тот, кажется, ничего не заметил, увлеченный витийством.