Маги нашего города
Шрифт:
– Вообше-то я тебя не приглашал.
– Чего?
Слышать такое было удивительно. Это такое хамство, что ли? Или как это понимать?
– Ой! – Парень уставился на него, замер на мгновение, потом сбросил ноги вниз и поспешно встал. – Извините. Я подумал... Извините, пожалуйста.
Молодой с пульта выключил музыку.
– Да пожалуйста. Пройти-то можно, или пошлешь? – спросил Павел, уже овладев ситуацией.
– Проходите, конечно. Присаживайтесь. Понимаете... В общем, неважно. Нехорошо вышло.
– Да ладно. Как тебя звать-то?
– Илья.
– А
– Очень приятно.
Видно было, что Илье и вправду неловко. И это располагало к нему. Все же хамов, молодые они или старые, Павел не любил.
– А с кем ты меня перепутал?
– Да так, знакомая. Показалось.
– Бывает. Присесть разрешишь?
– Конечно!
– Ты чем здесь занимаешься? – спросил Павел, усаживаясь за стол.
– Ну, живу как бы. Временно.
– Так как бы или живешь?
Сказав это, Павел улыбнулся, показывая, что шутит и вообще не в обиде.
– Чего стоишь? Садись. В ногах, сам знаешь...
– Спасибо.
Парнишка явно не знал, как себя вести с человеком старше его больше чем вдвое.
– Ну, это понятно. А вообще? – Павел спрашивал, помня об импульсе, исходившем от парня, которого, кстати, сейчас не было. – Чем занимаешься?
– Ну... Как сказать? Учусь.
– Здесь?
– Ага. А что?
– Да нет, в общем, ничего, только... Мне показалось, ты шарил.
– Где?
Павел про себя ругнулся. Он знал за собой этот грешок, давать разным явлениям и вещам собственное название. Заклятия он называл заплатками, охранительные заговоры – плащами или зонтиками, экстрасенсорный или магический поиск окрестил словечком «шарить». Собственно, это и грешком нельзя назвать, просто так ему было удобнее, он так видел, да и многие из его знакомых принимали и пользовались его определениями. Но для человека постороннего, тем более пацана, а еще тем более – такого вежливого, как выяснилось, да еще, похоже, академичного или, как говорят, ботаника, ботана, привыкшего к классическим формулировкам и наименованиям, сленговые словечки могли быть непонятны. Да и должны быть. Сленг, он сленг и есть, это язык посвященных. У академиков он один, у искусствоведов другой, у дальнобойщиков третий, у зэков – само собой.
– Извини. Искал кого-то.
Илья как-то неожиданно стал краснеть.
– А вы почувствовали?
– Ну, в общем, да. А что, не должен был?
Парень нравился ему все больше и больше. Кто же он такой и что тут делает?
– Да нет. Только вы...
– Само собой! – решительно пообещал Павел хранить тайну. – Обещаю.
– Бармалея.
– Извини, не понял. В смысле этого, с усами? – он показал на себе длинные усы с подкрученными кончиками, примерно такие, какие носил артист Ролан Быков, играя роль злодея-пирата в киносказке про доктора Айболита.
Абсурд, такого быть не может, но этот вариант Павлу почему-то первым пришел в голову. Хотя мальчишка не такой и маленький, чтобы искать сказочного персонажа реальными магическими способами, но, например, себя в этом возрасте Павел не помнил. Что он читал в двенадцать лет, о чем мечтал, в кого влюблялся – как-то выветрилось это из головы. Лет в семь помнил, в четыре немного, в десять. Но там были переломные моменты, врезавшиеся в память. А в двенадцать – нет. Ничего особенного. Но чтобы парнишка верил в реальность сказочного персонажа? Как-то поздновато, кажется. Это уже времена Фенимора Купера, Майн Рида, Жюля Верна, "Острова сокровищ" и "Ариэля".
И тут Илья рассмеялся:
– Нет. Это кот. Он пропал утром. Вышел погулять и не вернулся. Ему пообедать уже пора.
Павел вспомнил ротвейлеров в вольере и промолчал.
– И что, откликается?
– Всегда! Знаете, какой он чувствительный!
– Ты его всегда одного выпускаешь?
Павел потихоньку нащупывал эманацию, идущую от парня, касающуюся пропавшего кота. Он уже почти представлял его себе. Даже внешне. Пестрый такой, двухцветный кот, с так называемым тигровым рисунком, только не рыжий с черным, а серый в полоску. И действительно усатый. Мальчишка его искренне любил, на руках таскал. А кот спал рядом с ним. Иногда удирал ловить мышей, но потихоньку от молодого хозяина. Хищник...
Вдруг Павел ощутил удар. И растерялся.
Это не было нокаутом, говоря спортивным языком, или сколько-нибудь серьезным нападением. Даже и нападением-то это не было. Это был зов. Отчетливый и однозначный. Перегуда ахнул по нему, привлекая к себе внимание. Не сильно. Вроде как позвал. Или окрикнул заблудившегося в лесу.
Но Павел этого не ожидал и потому отреагировал нервно.
Он расслабился, беседуя с мальчишкой. Открылся. Да еще и выпил перед этим. В общем, что и говорить, потерял контроль над собой. И забыл про маг-код.
Он посмотрел на часы. Тридцать минут прошли.
– Пора идти обедать, – сказал он. – Ты как?
– Нет, спасибо.
– Голодаешь?
– Мне сюда приносят.
– Что так?
– Да не люблю я...
Павел поднялся. И вправду, пора идти. В отместку за свой испуг он отправил маг-директору свой посыл, здорово смахивающий на укол иголкой. Мол, слышу. Тоже, нашелся погоняльщик.
– Понятно. Ну, если увижу твоего Бармалея, пошлю к тебе.
– Спасибо.
– Увидимся. – Павел уже дошел до двери, когда сообразил: – Слушай, может, тебе принести чего? Ну, там, жвачки или я не знаю. Ты не стесняйся.
Илья неожиданно построжал лицом и отрицательно замотал головой:
– Нет, мне нельзя.
По пути к главному – Главному! – дому он пытался понять собственные ощущения. Кто такой Илья и зачем он здесь, среди взрослых и серьезных дядей? Ясно, что это не пацан из подворотни, плюющий под ноги и «балующийся» портвешком и ножичком. Не бомж-недоросток без семьи и крова. В таком случае где его родители? Или что, Перегуда открыл в своем поместье детский дом, пусть даже элитный? На мецената он как-то не похож. Не его это амплуа. И с чего это пацану даже жвачки нельзя?