Магические безобразия
Шрифт:
В каморке Рина в этот день было многолюдно: на кожаном диване, так любимом Измайловой, сидела Лена, задумчиво уставившись в одну точку и кусая губы, рядом с ней, поджав ноги по-турецки, пристроилась Варя, опустив подбородок на ладони, ассистентка мага наблюдала за ходящим их стороны в сторону Кириллом, покрасневшее от возмущения лицо которого походило на кипящий чайник, сам же маг, откинувшись на спинку кресла, рассказывал про Пряжкину Олю.
– Нет, это надо же! – восклицал в очередной раз Колесов. Казалось, еще немного и из его ушей повалит пар. – А почему Настю не поставили в известность?
– Обернись, – Рин кивнул в сторону Вари, – и ты увидишь сострадательницу.
– Зачем
– Как мило, – вяло сказал Рин. – Сегодня последний день. Или она поймет свои ошибки, или в школе станет на одного ученика меньше.
– Все будет хорошо, – тихо произнесла Лена, оставаясь где-то далеко. – Она одумается. А вот сегодняшний вечер не предвещает ничего положительного.
– Еще предсказаний не хватало! – пробурчал маг, потянулся за шоколадной конфетой и съел, расслабляясь на глазах. Отсутствие сладкого делало его слабым и рассеянным, точно уставшим трудоголиком. Его магическое чутье притуплялось, настроение портилось, под глазами появлялись темные круги, словно он не спал много часов, спина стремительно горбилась, походка становилась еще страннее. В такие моменты маг продолжал бубнить до тех пор, пока не найдется какой-нибудь маленькой конфетки или печеньки. Несколько раз приходилось Варе разыскивать эти углеводы по школе.
Измайлова посмотрела на Морозову: светлые волосы, стриженные под каре, аккуратно уложены и украшены фиолетовым бантиком; бежевая блузка, черная юбка в складку, кожаные туфли, прибавляющие дополнительные пять сантиметров роста, делали девочку чуть старше, взволнованное выражение лица и объемная линия между бровями только присовокупляли это. Появление дара, странные сны меняли Лену внутренне, что ощущалось Варей так, словно лежало на поверхности. Со дня разговора в каморке об избавлении от способностей, подруга перешла на новый этап и явно больше не боялась летающих вокруг клякс-эмоций. Такие обстоятельства не могли не радовать. Переведя взгляд на продолжающего плеваться ядовитыми замечаниями Кирилла, затем на отстраненно пьющего кофе Рина, жующего конфеты «Степ», взявшиеся неизвестно откуда, Варя тихонько вздохнула, поднялась и направилась в комнату, где продолжала страдать Оля Пряжкина.
Несмотря на отсутствие окон и ламп, в комнате с двенадцатиконечной звездой не было темно. Граница, не выпускающая пленницу, несколько светилась серебристым, похожим на лунный, светом. За два дня вид Пряжкиной полностью преобразился: от пышной, искрящейся здоровьем девочки, остались лишь очертания, кожа ссохлась и приобрела старческий оттенок, кости торчали, как у куренка, лицо пугало жутким ртом, вместо глаз белели провалы, алая веревка крепко болталась на тонкой шее. Оля больше не пыталась прорваться через преграду, обняв колени руками, она сжалась в позе эмбриона и мелко дрожала, периодически всхлипывая носом.
Измайлова плотно закрыла за собой дверь, добавив короткую золотистую нить заклинания, которые пыталась составлять перед сном. Они представляли собой емкое, наполненное нерушимой волей, жаркой эмоцией и безграничной верой словно, вплетенное в золотую нить, наполняющую защитный кокон, которым Варя теперь владела в совершенстве и могла создать за секунду. Услышав посторонний звук, восьмиклассница подняла голову, казалось, она заскулит от печали.
– Как ты? – зачем-то спросила Варя. Она чувствовала себя неловко и хотела как-нибудь помочь, ведь как только время перевалит за полночь, от Оли не останется даже воспоминания, она превратится в такую же черную отвратительную кляксу, что два дня назад сотрясали всю школу.
– Ты же видишь, – беспомощно ответила Пряжкина. –
– Значит, ты поняла, что была не права? – осторожно приближаясь, точно к клетке с диким животным, произнесла Измайлова.
– Да! – во весь голос зарыдала Оля, будто ребенок, размазывая слезы по лицу. – Я хочу вернуть все назад! Хочу вернуться домой, жить обычной жизнью и веселиться с друзьями. Я больше не буду ввязываться в сомнительные авантюры! – Пряжкина продолжала плакать, напоминая рев раненного медведя.
– Тогда, давай вернем тебя домой, – прошептала Варя, делая глубокий вздох и сосредоточиваясь на себе. Продолжая медленно подходить, она говорила что-то успокаивающее, обычно так говорят младенцам или душевнобольным, чтобы не вызвать всплеска эмоций. Оказавшись перед мерцающей границей, ассистентка мага начала тихо петь, и пусть она никогда не училась этому специально, выходило неплохо. Секунда – на ладони девочки сверкает золотой нитяной сгусток. Резко протянув руку сквозь границу, неприятно кольнувшую нарушительницу, Варя схватила пленницу за тонкую, ветхую, точно старая тряпица, руку. Занятая рыданиями и бормотанием извинений неизвестному обвинителю, Оля не обратила на это внимание. Золотой сгусток покрыл ладонь с выступающими суставами пальцами, несколько помедлил, примериваясь, словно котенок, впервые увидевший миску с молоком, и стремительно потянулся вверх. В районе локтя к золотой нити, присоединилась ярко-рыжая, вместе они добежали до плеча, встретив красную и зеленую, в районе живота, синюю, желтую, фиолетовую, а достигли ног, пестрясь цветовым многообразием.
Нити обвивались вокруг Пряжкиной, которая давно перестала издавать какие-либо звуки, потеряв дар речи, она широко распахнутыми глазами смотрела на Измайлову, казавшуюся прозрачно-блестящей. Вскоре Оля напоминала разноцветную катушку, кокон закрепился, а девочка преобразилась и очистилась. Алая нить на шее посерела и рассыпалась пеплом. Граница в последний момент мигнула и исчезла, пропуская слабую, но вполне здоровую восьмиклассницу. Варя блаженно улыбалась, теряя сознание, так как силы ее окончательно оставили. Синхронно с этим дверь распахнулась, явив ребят: изумленного Кирилла, разозленного Рина и спокойную Лену.
– Все, как я и сказала, – довольно произнесла Морозова.
В черном, точно залитом густой маслянистой краской, пространстве что-то золотилось медово-янтарным. То, что было зрением и сознанием, определяло спирали, овалы, круги, квадраты, эллипсы – обычные на вид геометрические фигуры. Великое Ничто, никогда не дремлющее, вело свой надзор за этими яркими комочками, направляя, но не вмешиваясь. Время от времени Ничто посещали любопытные маленькие создания, перешедшие собственные возможности и пытающиеся прыгнуть выше головы. Для маленького создания такие приключения опасны: можно лишиться оболочки или быть поглощенным медово-янтарной геометрической фигурой. Великое Ничто, если оно, конечно, могло, снисходительно улыбнулось и подтолкнуло маленькое создание назад.