Магистериум морум
Шрифт:
Однако за свои 166 лет Фабиус не помнил таких прецедентов, сам Гласа не слышал и не знал магов, кои прочли бы об этом не в древних фолиантах.
Зов Сатаны, Глас его… А слышал ли его кто-нибудь вообще? Аксиома Гласа никогда не оспаривалась, но уже много поколений никто не был описан даже его свидетелем. И вот фурия в Ангистерне – и где он, Глас?
Фабиус невесело усмехнулся. Он был немолод, законы давно не казались ему незыблемыми. Почему вдруг должен был соблюдаться именно этот?
Он коснулся магистерского амулета на груди – мёртвого и пустого, как
Молчал в своей бездне и Отец людей Сатана. А значит, Фабиус сам должен был разобраться теперь в истории с пропавшими магами и объявившейся адской тварью. «Минус три, плюс один», - невесело подсчитал он. Выходило, что три земных мага примерно равнялись на вселенских Весах причинности одной неземной погани.
Фабиус был начитан, он знал, что двенадцать веков прошло с времён, когда жители земли могли как угодно сноситься с жителями Ада. Именно Договор о «Магистерум морум» положил этому конец.
Двенадцать веков назад на земле настало время власти тьмы, так говорили книги. Земля дышала и лопалась, выпуская из бездны огромных тварей. Плачь и стоны были слышны от восхода и до восхода.
Может быть, именно с тех времён сохранились в Серединных землях развалины могучих бастионов? Остовы осыпавшихся домов из рыхлого камня? Кто знает теперь наверняка?
Нельзя сказать, что после подписания договора адские твари совсем оставили людей в покое. Но равные по силам погибшим богам твари глубинного Ада больше не поднимались на землю, а против прочих Сатана дал магам знания, и Совет Магистериума стойко стоял на страже закона и готов был жестоко наказать мага за самоуправство и уничтожить тварь, нарушившую границы.
Боги… В самых древних и тайных книгах написано, что во времена оные они мудро правили землями людей. Но боги отвернулись, или их и не было никогда. Лишь байки время от времени переносили с места на место бродячие проповедники. Теперь вот настало время сказок крещёных о милостивом боге.
У Фабиуса заныла левая рука, уродство которой привычно скрывала кожаная перчатка – защита людского мира была не самым безопасным делом, а теперь ещё и фурия объявилась…
«Фурия есть свирепа неистово», – так гласила Чёрная книга Магистериума, повествующая о созданиях Ада и борьбе с ними. Писать её начали ещё в годы безвластия, когда любая, самая страшная тварь, могла самовольно объявиться в мире людей. Знания о том, как противостоять таким тварям – копились веками, но фурия… Не было от неё спасения. Мало кто из людей мог бы сладить с ней хитростью, силою же – никто.
Фабиус был сейчас в Ангистерне единственным высшим магом, теоретически способным защитить его жителей. «Уважаемый информатор», известивший магистра письмом о здешних беспорядках, могущественный член Магистериума Ахарор – был всего лишь немощным стариком, устранившимся уже от серьёзных дел, но всё ещё занимающим городское магистерское кресло. В силу былых заслуг, не более. Бедняга или боялся даже голос поднять против префекта, ибо страшился уже яда и наёмных убийц, или вообще мог оказаться предателем или выжившим из ума кретином. А фурия… Чего лукавить – фурия и для Фабиуса была лютой и верной смертью.
Фенрир всхрапнул и вздёрнул морду: куда, мол, ты меня гонишь? Фабиус ослабил поводья, позволяя коню самому выбирать путь, лавируя между кучами рыбьих потрохов, которыми благоухала улица. Фенриру дорога не нравилась, он шумно вздыхал, прядал ушами, но не решался выразить протест более явно. Чуткий конь понимал: всадник глубоко погружён сейчас в собственные мысли.
Фабиуса вдруг стало клонить в сон, словно солнце не подпирало зенит, а покатилось уже вниз, увлекая за собой его душу в города снов.
Он снова сжал амулет, висящий на груди – не насылает ли кто морок? Но амулет был всё также хладен. А вот сердце отяжелело вдруг, миг – и острая игла пронзила его!
Слабость обездвижила тело магистра, сгустила кровь в жилах, закупорила сердечную вену. Фабиус окаменел в седле, замер, хватая воздух синеющими губами. Фенрир тревожно заржал, затоптался на месте, замотал головой, пытаясь дотянуться до хозяина. Но тот не видел его усилий.
Только пальцы искалеченной левой руки Фабиуса сохраняли ещё подвижность. Побывав в пасти химеры, они стали уже немного не его пальцами, и сейчас успешно сопротивлялись смертному холоду. Что холод – для огненного создания?
Пальцы извивались, пытаясь сбросить перчатку. Со стороны это выглядело ужасно, но зрителей в столь жаркий час на улице просто не нашлось. Наконец, левая рука явилась миру во всей красе обожжённой до черноты кожи и посиневших ногтей. Словно обретя силы от своей внезапной наготы, она вцепилась в алый родовой перстень на указательном пальце здоровой правой руки магистра Фабиуса, и он вспыхнул искрящимся адским пламенем.
Магистр ощутил, как жжёт руку оправа кольца, потом кровь его согрелась, и тут же сердечная игла растворилась, словно её и не было.
Фабиус поднял к глазам, в которых мир всё ещё мутился, правую руку.
Перстень был цел. Только камень в нём выгорел дотла. Родовой камень. Это означало, что род его прервался. Сын, единственный сын и наследник, был… мёртв!
Магистр покачнулся в седле, и сердце его заныло уже простой земной болью.
Сын. Его сын. Как же это? Он же оставил мальчика в надёжных стенах родового замка, под хорошим присмотром. Даже если бы Дамиен заболел внезапно, магистру прислали бы голубя. Но внезапная смерть?..
Это могло быть только колдовством: жутким, чёрным. И месть… Месть мага тоже будет страшна!
Фабиус коснулся изуродованной рукой шеи коня, который всё ещё нервно переминался с ноги на ногу.
– Ничего, – прошептал он. – Ничего, мальчик. Не торопись, мы с тобою везде успеем.
Магистр заметил отсутствие перчатки, спешился всё ещё нетвёрдо, поискал её глазами, ступил прямо в вонючую чешую, нагнулся…
И тут же конь ударил копытом.
Фабиус, выпрямился, успев, в прочем, подхватить перчатку, замер. Прямо на него надвигалась толпа не меньше чем в дюжину вооруженных оборванцев!