Магистр ордена Святого Грааля
Шрифт:
— Кстати, насчет этого письма… — сказал Павел. — Мой сын Алесандр говорил мне про деспозинов. Если предположить, что я поверил его рассказу… Ответьте, барон, не течет ли и в жилах монархов кровь Грааля?
— Да, государь, — ответил фон Штраубе. — Поскольку родословные монархов сильно переплетены, то хоть немного крови, доставшейся от Меровингов, протекает в жилах каждого из них.
— И стало быть, — продолжил за него Павел, — пролить кровь государя — это почти то же, что пролить кровь Христову, не так ли?
— В какой-то мере можно сказать и так…
После раздумий Павел сказал:
— Надо и об этом сообщить потомкам.
— Да, государь, — согласился фон Штраубе. — И с письмом этим медлить никак нельзя, ибо заканчивается век.
— Письмо к потомкам будет написано, — сказал император, — сие — решенное. — Потом добавил, глядя на фон Штраубе с надеждой, старательно пряча наполнявший его душу страх: — А что бы вы могли сказать, барон… гм, о моей собственной судьбе. Тут уж бывали провидцы, эдакое мне напророчившие!.. Им я не верю ничуть, а вам, барон, отчего-то верю… — И уже с нетерпеливостью напуганного человека спросил: — Ну так что там, барон?..
…Вот они шагают по двум лестницам замка — три чертовых дюжины: тринадцать человек во главе с Паленом и двадцать шесть во главе с Зубовым и Бенигсеном. Их «толстые» генеральские эполеты надежнее любых паролей и ключей…
— —
…Неспокоен в своих чертогах Александр. «Только бы без крови! — думает он. — Только бы без крови!..»
— —
…Ах, не выйдет, ваше императорское пока что высочество, не выйдет без крови!..
— —
…Ворвались те, что с Бенигсеном и Зубовым…
— —
…Император в одной ночной сорочке стоит у камина, лицо его испуганно, мертвенно бледно… «Что вы делаете, Платон Александрович?!.» Вдруг в последнем отчаянии срывает шпагу со стены…
— —
…Что он может даже со шпагой в руках, курносый, крохотный, в этом смехотворном облачении?..
— —
…Чья-то тяжелая золотая табакерка обрушивается на его висок…
— —
…А вот и шарф, этот самый шарф!..
— —
Кто-то уже снял его с пояса и обматывает вокруг неподвижной от ужаса императорской шеи…
— —
Как он туг, этот шарф! И как он, оказывется, бел, когда лицо того, чью шею он сдавливает, уже неживое, наливается синевой!..
«Надо ли говорить? — думал фон Штраубе. — Следует ли отравлять этому испуганному человеку последний год его жизни знанием неизбежного?..»
— После Рождества мы с Ростопчиным собираемся на охоту, — сказал император. — Что думаете, барон, там ничего опасного не может произойти?
Нет, Рождество было слишком близко. У него еще, безусловно, было время.
— Можете, ваше величество, отправляться смело, — ответил поэтому фон Штраубе. — Охота пройдет вполне благополучно, во время нее можете не опасаться ничего.
Боже, и в руках этого человека, способного мыслить не далее ближайшего Рождества, сейчас была судьба великой страны через целое столетие!
— Слава богу! — облегченно вздохнул император. — Я вам верю, верю, барон!
Глава XXV
Последняя
Мы, Павел Первый, Император и Самодержец Всероссийский и прочая, и прочая, сим указом повелеваем:
— Послание наше, запечатанное печатями Мальтийского ордена, хранить в таковом виде, не вскрывая, 100 лет.
Передать письмо для прочтения лишь моему далекому потомку, Российскому Государю, который будет к тому времени править империей.
Произойти сие должно в самом конце 1899 году от Рождества Христова.
— Создать особую Тайную канцелярию для хранения оного послания, состоящую из камергеров и обер-камергеров. Резиденцией назначить дворец в Павловске. Должностям и чинам членов Тайной канцелярии передаваться по наследству. Никаких других забот на чинов Тайной канцелярии не возлагать.
— Быть исполнену сему в точности, как я указал, ибо такова моя воля, кою всем потомкам моим на протяжении столетия завещаю незыблемо исполнять.
Ваше сиятельство!
Вняв Вашим наставлениям, после Рождества делаю предложение кутайсовской сестрице.
Я так понимаю, все приготовления (Je compte, vous comprenez? [68] ) Вами уже произведены, и участь сделаться брадобрейским зятем минует меня.
Надеюсь также, что Вы не внемлите увещеваниям А. оставить Урода в живых. Это было бы безумием! Ждите меня.
Душою с Вами.