Магистр ордена Святого Грааля
Шрифт:
Дорогой граф!
«Мене, текел, упарсин [69] » — уже начертано на стене Урода (думаю, не без помощи Вашей руки). Взвешена его судьба на высших весах — и оказалась слишком легкой.
Решимость
Полагаю, нерешительности А. в отношении того, жить Уроду или умереть, не следует придавать большого значения. Будем надеяться, когда все произойдет, он проявит христианское терпение, не думаю, чтобы у него был иной выход.
Уверен, сама рука Судьбы движет нами. Сам Урод сделал все, чтобы этому способствовать.
Со своей стороны готов ко всему!
Дорогой князь Платон!
Поставьте условием, чтобы свадьбу с брадобрейской сестрицей отложили на год. Придумайте какой нибудь подходящий предлог.
Не упрекайте меня в медлительности, ибо необходимо подготовить решительно все, на что понадобится не менее года. Лишь тогда никакие случайности не смогут воспрепятствовать нам. Девиз древних «Festina lente [70] » — единственный залог успеха.
А неожиданности, должен Вам сказать, поджидают едва не на каждом шагу.
К примеру, на днях Урод имел продолжительную беседу с мальтийцем фон Штраубе. Я уж боялся, что сей рыцарь поведает ему о близком конце (рыцарь, говорят, в самом деле обладает даром предвидения), и тогда Урод предпримет какие-либо меры. Всегда, мой друг, надо учитывать возможность вмешательства некой иной силы.
После беседы с рыцарем ночью Урод засел за какое-то послание. Писал всю ночь. Я в страхе думал, уж не составляет ли он по примеру Калигулы какие-нибудь проскрипционные списки.
К счастью, однако, мои подозрения не оправдались. Послание нашего Калигулы было совсем иного свойства, и заботило его нечто отдаленное от нас на целый век, а вовсе не то, что уже, я полагаю, для него предрешено, и теперь я надеюсь, что более никакие иные силы не способны это неизбежное предотвратить.
Послание свое он адресовал тому, кто будет править век спустя, запечатал семью мальтийскими печатями и создал особую канцелярию для его хранения.
Что ж, пускай о сохранности послания заботится А., быть может, сие как-то облегчит его душу, не менее
Мартовские иды 1801-го года — вот, я полагаю, крайний срок для того, что мы обязаны осуществить.
Ваше отсутствие, пожалуй, последнее препятствие.
Жду встречи.
С братом и с Вами — всегда. Хоть в рай, хоть в самый ад! В моем участии можете не сомневаться.
Коли желаете без крови, то мой шелковый шарф и моя золотая табакерка всегда при мне.
С Вами хоть на смерть. Все равно дальше так продолжаться не может.
Полковник Яшвиль
Ваше высокопревосходительство!
Нет такой силы, которая испугала бы нас, когда Россия прозябает под властью ненавистного всему дворянству Калигулы!
Дворянская честь заставляет нас быть с Вами и только с Вами! Страха нет, ибо позор страшнее смерти.
Граф!
Мой ответ Вы знаете. Находиться под властью урода — все равно что быть прилюдно высеченным.
Страшиться далее устал. Думаю, остальные щ-тоже.
Жду назначенного часа с таким же нетерпением, с каким влюбленные ждут свидания.
Вверяю судьбу Вашему тактическому гению.
Душой с Вами.
Но как шеф кавалергардов должен буду находиться при особе престолонаследника.
Полагаю, что в конце концов мне удастся направить его в нужную сторону.
Граф Пален со вниманием прочел письма и, удовлетворенно произнеся вслух: «C’est excellent![71]» — швырнул их в камин и затем собственноручно кочергой разворошил образовавшуюся золу.