Магистр Жак де Моле
Шрифт:
Да, совсем забыл. Я вспомнил, зачем вызывал Вас, брат мой. Окажите мне услугу и сожгите, слышите, сожгите "Девушку с единорогом". Если при этом сгорит и весь Пьерфонд, то не расстраивайтесь, скоро у меня будет много, очень много денег. Мы построим новый замок.
Голова исчезла, и дверь с грохотом захлопнулась, словно упала тяжелая каменная плита в королевской усыпальнице.
Вспомнив сейчас всю эту странную ночную сцену, которая произошла ровно полгода назад, граф д'Эвро решил в своем ответе королю использовать именно те слова, которые были произнесены монархом у дверей опочивальни.
Сир, возлюбленный брат мой, почувствовав свободу, чернь забудет про всякое терпение, о котором Вы только что говорили, и этих злых духов мы уже никогда не загоним
Д'Эвро специально сделал акцент на нужных словах и понял, что его стрела попала в цель. Лицо короля передернулось, и он бросил острый, злой взгляд в сторону своего гостя.
Д'Эвро выдержал этот тяжелый взгляд, и обоим ясно стало, что никто из них не забыл о ночном разговоре. Испытывать и дальше терпение короля становилось крайне опасным занятием. Так, желая любой ценой найти виновных во внезапной смерти жены, Филипп обвинил во всем Гишара, епископа Труа. Этот несчастный несмотря на свой церковный чин, содержался в королевской тюрьме в Лувре, и его темница находилась как раз под пиршественным залом, где сейчас мирно ужинали братья. Гишар в припадке слепого королевского гнева был обвинен в том, что, получив специально для него изготовленную фигурку королевы, окрестил её и втыкал в неё булавки и в итоге от этого в 1305 г. супруга Филиппа скончалась. Затем, по показаниям свидетелей, епископ сотворил адское зелье из змей, скорпионов, жаб и ядовитых пауков, собираясь отравить детей короля. И все это из-за того, что Гишар неожиданно лишился дружбы королевы Жанны и утратил её покровительство, которым пользовался до 1301 г. Это обстоятельство и вызвало подозрения, чтобы их оправдать, были призваны свидетели, многие из которых дали соответствующие показания после применения к ним жестоких пыток.
Освободили бедного Гишара лишь в 1313 г., и ему была пожалована кафедра в Дьяковере в Боснии, которую, впрочем, этот сломленный человек так и не смог занять. Умер епископ в 1317 году, сумев пережить своего короля и мучителя на три года.
Брат мой, - неожиданно вмешался в разговор Шарль де Валуа, который все это время лишь молча наблюдал за двумя собеседниками, - Вы, кажется слегка взволнованы происходящим?
Если д'Эвре был самой добродетелью, то Шарль воплощал собой полною противоположность. Года на два он был моложе своего короля. Среднего роста, Шарль казался человеком физически сильным и выносливым. Лицо его, хотя и отекшее, красное, хранило ещё следы былой обворожительной красоты. По Парижу ходили слухи о тех оргиях, которые устраивал брат короля в своих многочисленных резиденциях. Одеваться он любил с роскошью восточного принца, предпочитая всем тканям голубой велюр. Шарль считался законодателем моды того времени, и ему старались подражать все знатные вельможи двора. Так, высокий берет младшего Валуа украшали два больших рубина, а в левой мочке уха красовалась серьга, усыпанная дорогими алмазами. Волосы Шарля ниспадали на плечи, и кокетливая прядь украшала широкий лоб его.
Шарль в тайне ненавидел графа д'Эвро, считая, что тот влияет на короля не самым лучшим образом. Монарх, по его мнению, не должен был позволять себе слабости. Изо всех сил Шарль старался, чтобы его царственный брат Филипп как можно быстрей забыл свою Жанну и перестал страдать по этому поводу. Нравилось принцу, как король обошелся с двумя папами, как сделал понтификом ручного и малоизвестного гасконца. Отныне ничего не может препятствовать королю. Его единственный враг - это он сам. И правильно сделал брат, что уменьшил вес золота и серебра монет. Пусть чернь страдает. Самим Богом так определено: чернь рождена для страдания и терпения. За гробом все равны. Так пусть уж здесь в этом грешном мире короли поживут так, как и положено помазанникам божьим, то есть в полной свободе своих решений, не оглядываясь назад и ни о чем не сожалея.
Младший Валуа, когда представлялся случай, любил подолгу смотреть на горные вершины Альп. Величественные, холодные, они внушали уважение. И если у подножия гор ещё селились люди, и пасся скот, то там, наверху, не было заметно ни малейшего следа жизни. Лишь холод, лед и ослепительно белый снег. И если Бог создал такую красоту, значит у него были на то какие-то планы. Просто не каждому дано понять его замысел. Если Бог поставил королей над людьми, значит, он возвысил правителей, вырвал их из человеческого месива и указал путь к холодным и заснеженным вершинам истинной Власти.
Брат мой, - не без раздражения ответствовал Шарлю д'Эвро, - мое беспокойство вполне оправдано. Сир, не соблаговолите ли Вы вызвать подкрепление. Полагаю, что королевская стража в случае бунта не сможет долго удерживать возмущенную толпу.
Граф, - пришел, наконец, в себя король, - в последнее время у меня появился богатый опыт по части злых духов. Поэтому беспокоиться совершенно не о чем.
Злые духи иногда бывают очень кстати, - неожиданно произнес Шарль, интуитивно уловив, что именно это словосочетание обыгрывалось в короткой беседе. Он чувствовал, что в разговоре двух братьев многое умалчивается, что здесь существует какая-то тайна, и от этого испытывал ещё большее возбуждение. Шарль ни с кем не хотел делить своего влияния на короля.
Неожиданно дверь в пиршественный зал широко распахнулась, и на пороге появился королевский прево. На его широком открытом лице служаки было написано неподдельное беспокойство. Какое-то время король с недоумением и в полной тишине смотрел на солдата.
Откуда Вы, мессир?
– произнес государь.
С городских улиц, Сир.
И по какой причине Вы решили ворваться в королевские покои?
Прево явно замешкался с ответом, тем самым возбуждая в душе короля ещё больший гнев.
Я слушаю?
– потребовал Филипп Красивый, и черты его действительно приобрели тот зловеще-величественный вид, который и стал причиной столь самонадеянного прозвища.
Увы, Сир, это бунт?
– почти прокричал в ответ прево и опустил глаза. Толпа охвачена гневом. Нет никакой возможности вернуть жизнь города в привычное русло. Они бросают камни, вооружаются чем попало. Лучников на башнях дворца оказалось слишком мало, чтобы перебить этих зверей. Толпа подступает со всех сторон.
Новость была столь неожиданной, что Филипп в следующий момент не знал даже, как отреагировать на нее. Власть уплывала, выскальзывала из рук на глазах сразу трех свидетелей. Такие минуты слабости королям обычно не прощают. Надо было немедленно что-то сказать, что-то сделать, но не сидеть молча, демонстрируя полное безволие. Время шло, а король молчал. Трещали лишь дрова в камине, и огонь освещал неприбранную после ужина посуду на столе, остатки пиршества, недопитое вино в бокалах. "Пир Валтасара, пронеслось вдруг в голове Филиппа.
– "Был взвешен и оказался легок". Кажется так написано в Большой Книге".
И Вы, мессир, ворвались сюда, к своему государю, чтобы признаться в своем бессилии?
– наконец-то нашелся, что сказать, король.
– Значит, Вы просто не соответствуете своей должности.
Как в игре в мяч, Вина за происходящее, которая готова была вот-вот обрушиться на голову властелина, изменила свою траекторию и полетела в сторону гонца.
Бунтовщиков слишком много, Сир. К тому же к ним присоединились разбойники из соседних лесов. Они, как вороны, слетелись на добычу. Кажется, что злые духи ада завладели Парижем.
И Вы, дорогой Прево, заговорили про злых духов. Разве подобные слова употребимы в солдатской среде? Вы должны забыть про всяких духов и демонов, и если Ваш король прикажет спуститься в ад, то и это Вам надлежит сделать, не задумываясь. Мне не нужны поэты, прево, мне нужны солдаты. И пусть каждый хорошо делает свое дело. А злых духов мы оставим на попечение капелланов, монахов и святых.
Но они повсюду, Сир. Они громят дома богатых горожан и рвутся к дворцу.
Шарль с удовольствием отметил для себя, как его брат вышел из неловкого положения, как смог переложить всю ответственность на плечи подчиненного. Нет, все-таки заснеженные вершины Высшей Власти, не знающей никаких пределов, не вечно будут сохранять свою девственную белоснежность. Туда ступит нога его царственного брата. Он ещё сумеет оставить на этих вершинах свой глубокий след.