Магистр Жак де Моле

Жаринов Евгений Викторович

Люди боялись Храмовников, боялись, испытывая при этом какой-то необычный первородный страх дикаря перед всем мистическим и неведомым.

Король из окна башни внимательно наблюдал за этим трагическим балетом и был немало поражен подобным зрелищем. Эта мощь, эта сила раздражала и злила повелителя. А Тамплиеры словно не обращали ни малейшего внимания на состояние короля, оставаясь почтительно холодными и недосягаемыми.

А затем, будто желая испытать Судьбу ещё больше, иерархи ордена решили пригласить Филиппа Красивого в свое хранилище и показать ему хотя бы часть тех несметных сокровищ, которыми владели Храмовники.

Сокровищница располагалась в глубоком подвале. Впереди с факелом в руках

шествовал рыцарь сопровождения и указывал дорогу. Филипп вновь должен был спуститься под землю, и это зародило в нем немало неприятных мыслей и чувств. Наконец короля оставили одного в хранилище с зажженными факелами по углам, которые ярко освещали большое пространство. Подземелье было настолько огромным, что в тени, отбрасываемой светильниками, нельзя было различить очертаний стен. Казалось, этот подвал может тянуться до бесконечности. Филипп решил обойти его весь по периметру. Затем он не выдержал и остановился у одного из сундуков.

Еще ни разу за всю свою жизнь король не видел такого количества золота, собранного в одном месте. Здесь были монеты, собранные со всех частей света. Они лежали в огромных кованых сундуках и можно было беспрепятственно подойти и взять пригоршню золота или серебра, а затем, как простой песок, высыпать все назад, и монеты при этом издавали чарующий металлический звук. Деньги пели, пели, как сирены из древней мифологии и пением своим сводили с ума бедного короля. Ни братьев, ни Мариньи Тамплиеры так и не пустили в свое хранилище. Это зрелище предназначалось только для Филиппа. Король ходил от сундука к сундуку, брал пригоршню золота или серебра и опять наслаждался металлической музыкой. Ему казалось, что все богатства мира были собраны именно здесь, в этой комнате.

В отдельном футляре, украшенном алмазами, помещался золотой ливр, эталон всех денег, которые имели хождение в землях и провинциях, принадлежавших французской короне.

Посреди комнаты на специальном постаменте находилась корона английского монарха. Ее тоже можно было взять и примерить. Как просто! Не надо войн, не надо армии и дорогостоящего флота. Вот она вожделенная цель! Взял и надел на голову, и никто не сможет воспрепятствовать тебе, потому что эту корону сдали на хранение, потому что она, как и все на земле, имеет свою цену и, следовательно, её можно купить, не проливая при этом ни капли христианской крови. Как просто!

Может быть точно также следовало скупить все земли Востока, включая и Иерусалим, за который было отдано столько жизней?

Вот он - золотой ливр, вот он эквивалент всех монет Франции. Его можно спрятать в складках одежды и получить власть над самой душой денег, над душой этого звонкого металла, если у него имеется таковая. Мир вертится вокруг этой неподвижной точки.

Филипп поднял над головой золотой ливр.

Вот оно единственное стабильное место на земле - подвал Тамплиеров единственное спасение от бурь и невзгод. Если бы крестоносцы, отправлявшиеся воевать Гроб Господень, знали, в чем дело. Они бы и с места не сдвинулись, а занялись бы ростовщичеством, чтобы скупить, в конечном счете, корону султана и всю Святую Землю в придачу.

И вот она разгадка всех бед. Тамплиеры не воевали, а торговали. Вернее, они делали вид, что воевали, а на самом деле заключали сделки, подписывали договоры, брали со всех расписки. Они обворовывали своих же братьев рыцарей, а когда нужно и предавали их. Дед, Людовик Святой, первый заподозрил неладное. Правильно, после поражения при Дамиете Храмовники за спиной деда вступили в переговоры с Дамаском. Дед первым делом низложил за такое предательство тогдашнего Великого Магистра непосредственно в присутствии мусульманских послов, и Магистр вынужден был взять назад слово, данное неприятелю, а затем встал перед дедом моим на колени,

прося у него прощения. Сделка не состоялась. Как истинный христианин дед хотел омыть кровью, а не деньгами, свои победы. Тамплиеры же за его спиной лишь договаривались с неверными и торговались с ними. Они просто разменяли крестоносцев на золотые и серебряные.

Филипп вновь подошел к сундуку и вновь взял, а затем высыпал монеты назад.

Вот они храбрые воины. Вот во что превратились их доспехи, вот во что спрессовалась их плоть, а дух исчез, исчез навсегда. Может быть этот золотой ливр и есть плод всех нечеловеческих усилий моего святого деда? Вон сундук, где лежат лишь дорогие кресты, захваченные ещё в Константинополе. Унизанные драгоценными камнями они уже и не нуждаются в вере. На таком кресте Спасителя нашему было бы очень неудобно: так больно впивались бы все эти камни в его и без того исстрадавшуюся плоть. Я понял, эти камни на крестах, которые хранят в своих подвалах Тамплиеры, - это выражение богохульства, первое доказательство ереси. Так, в скрытой форме, они и дальше хотят издеваться над тем, Кто принес спасение миру. Пусть, мол, повесит на этих камнях, пусть ему ещё больнее будет. Разве растут на земле деревья из золота и серебра, да ещё унизанные алмазами, сапфирами и изумрудами? Это издевательство над природой, созданной Богом. Такие деревья, из которых и сделаны были подобные кресты, могут произрастать лишь в адских кущах.

Золото - вот Бог Тамплиеров. Золото, а не Христос. Но тогда чем они, собственно говоря, отличаются от тех же иудеев? Те продали Спасителя за тридцать серебряников. Кажется, я нашел выход. Раз церковь благословляет христиан на то, чтобы забирать у евреев их нечистое золото, то ровно то же самое можно сделать и по отношению к рыцарям Храма. Они слишком долго жили в дали от христианского мира и слишком полюбили золото, чтобы сохранить в душах своих истинную веру.

Через потаенное слуховое окно Магистр и его приближенные по очереди смотрели за тем, как ведет себя король Франции в сокровищнице ордена. Они видели, как Филипп с любовью и наслаждением пересыпал сначала монеты в сундуках, как он затем подошел к королевской короне и осторожно, оглядываясь по сторонам, примерил её, как взял золотой ливр и попытался его спрятать в своем камзоле. Но когда король подошел к сундуку, где хранились драгоценные византийские кресты, Магистр и его приближенные прочитали во взгляде Филиппа неподдельный гнев.

Братья мои, - произнес де Моле, когда, притворив слуховое окно, отошел для короткого совещания в безопасное место, - кажется, мы добились того, чего хотели. Гнев короля неминуемо падет на нас и произойдет это довольно скоро. Я предвижу, что нам предстоит в недалеком будущем принять мучительную смерть и заранее побеспокоиться о том, в каком виде орден сможет сохранить свою Власть даже тогда, когда он исчезнет навсегда для мира видимого и суетного.

Аминь, - хором ответили ему другие иерархи.

Трагедия начинала набирать обороты и приобретала уже необратимый характер.

IX

ИСПОВЕДЬ

– Вам есть в чем признаться суду? Спросил председатель у подозреваемого.

– Нет. Я ничего не совершал!
– прокричал в отчаянии Эскен.

Председатель кивнул головой, и два служителя, взяв под руки перепуганного человека, отвели его в подвал, где и располагалась камера пыток.

Как попал этот слабый человек и бывший Тамплиер в руки правосудия история не знает. Ясно одно, что совесть его была не чиста и что по воле всесильной Судьбы эта эпизодическая фигура в разыгрываемой трагедии должна была произнести свои ключевые реплики. Растопыренная ладонь кукловода, где-то в далекой заоблачной выси, дернула за ниточки, широко раскрылся смешной деревянный рот, и в мир вылетели роковые слова.