Магия большого города. Леди
Шрифт:
– Я согласна, – выпалила решительно и быстро, пока не передумала.
Прекрасно понимая, что сама себя загоняю в ловушку, тем не менее я не могла поступить иначе. Не столько ради Саманты, сколько ради самой себя. Я никогда не простила бы себе, упусти сейчас этот уникальный шанс. Думаю, мистер Хэмнетт мною бы гордился, если бы узнал. Он всегда докапывался до истины… пусть ее не всегда разрешали опубликовать.
Похоже, настал мой черед раздобыть сенсацию, о которой нельзя никому поведать.
– Замечательно, – расплылся в совершенно искренней – наконец-то – улыбке мистер Хармс. – Я подготовлю текст, завтра принесёшь клятву. Как раз вовремя, очень все удачно складывается!
Последнее он пробормотал себе под нос, азартно потирая руки. Я поняла, что со мной беседа на сегодня окончена, и поднялась.
– И не вздумай общаться с этим репортеришкой! – сурово глядя на меня, как настоящий строгий отец, потребовал президент. – Не нашего он поля ягода. И при Джеклин наши особенности не упоминай! Она не в курсе… всего.
Я понятливо кивнула. Меньше всего на свете мне хотелось обсуждать собственный дар со сводной сестрой, которую я еще и не видела ни разу. Мистер Хармс взмахнул рукой, дозволяя мне покинуть кабинет, что я и сделала на дрожащих ногах, из последних сил сохраняя достоинство и равновесие. Стоило за мной захлопнуться массивной двери, как я тут же прислонилась к косяку, ловя ртом воздух и старательно загоняя обратно рвущиеся из горла всхлипы. Не место, тут меня увидят слуги. Нужно держать лицо и добраться сначала до спальни.
Похлопав себя от души по щекам, так что кожа заалела и разогрелась, я двинулась по коридору в сторону своей комнаты, придерживаясь одной рукой за стену, чтобы не так шатало. Мысли разбегались вспугнутыми тараканами, не позволяя сосредоточиться ни на одной из них. Наверное, это меня и спасало от истерики прямо там, посреди коридора: если не осознавать весь масштаб случившегося, то вроде и переживать не из-за чего.
Перед глазами же стояли бумаги, которые я только что перекладывала на столе мистера Хармса. Я поднесла к лицу зажатое в кулаке разрешение с подписью и печатью, и вгляделась еще раз, для надежности, в убористые ровные строчки.
Больше всего меня пугала не перспектива клятвы о неразглашении неведомой тайны и не угроза сдать меня в дурдом.
Самое страшное, что почерк президента радикально отличался от того, что я видела в письмах от моего отца матушке.
Мистер Хармс нагло врал. Он вовсе мне не родитель. Но тогда какое отношение он имеет ко мне, и откуда знает мою мать в лицо? А он ее точно видел, и не раз, иначе не сумел бы меня так запросто опознать по фотографии в газете.
До своей комнаты я добралась не иначе как чудом. Ни одного слуги или горничной мне в коридоре не встретилось, что очень кстати. Лицом я не владела, и пусть по нему не катились градом слезы, прочитать смятение и панику можно было невооруженным глазом.
А доставлять радость президенту, которому о том непременно доложат, не хотелось совершенно.
Как ни странно, плакать мне уже не плакалось. Хотелось ругаться неподобающими леди словами и бросить что-нибудь тяжелое в стену.
А еще лучше – в мистера Хармса.
Но увы, правила хорошего тона были на этот счет категоричны. Так что я ограничилась тем, что немного попинала ни в чем не повинную кружевную подушку с постели, бормоча себе под нос все то, что воспитание не позволяло проорать в лицо оппоненту, и отправилась умываться. Ледяная вода всегда уместна, когда нужно прийти в себя и собраться. А мне сейчас именно это позарез и нужно было: собраться, взять себя в руки и составить план действий. Понятно, что после того, как я произнесу клятву, я никому ничего рассказать не смогу. Значит, нужно каким-то образом связаться с мистером Хэмнеттом и намекнуть ему о грядущей сенсации…
Я села на кровать и глубоко задумалась.
Ну допустим, я отправлю скворца с письмом. А в нем напишу – что? Я – некромант, мой отец тоже, несмотря на то что президент? Впрочем, доказать я это никак не могу, потому что тест не показывает во мне мага.
Замечательно. Тут-то меня сам журналист в дурку и отправит. Потому что первое, что необходимо для скандальной статьи – при условии, что Нью-Хоншир Таймс вообще возьмётся за столь скользкую тему – доказательства. А у меня их, кроме собственных слов и дара, нет.
Стоит мне выйти и продемонстрировать способности, меня осудят и казнят. Или же не казнят, если исходить из вновь приоткрывшихся сведений, но все равно меня больше никто и никогда не увидит. А мистер Хармс будет себе руководить страной и дальше, разве что траурную ленточку на рукав повяжет в знак скорби о столь скоро утраченной дочери.
Как вариант – скажет, что ошибся. Обознался. Бывает. И не дочь я ему вовсе, вот и весь сказ.
Нет, тут нужно действовать куда тоньше и продуманнее. На одних словах я далеко не уеду, светить своими способностями не собираюсь, а как после принесения клятвы кому бы то ни было что-то рассказать – неизвестно.
Долго мучиться размышлениями мне не позволили. Уже знакомая мне Беатрикс поскреблась в дверь и попросила разрешения подготовить меня к ужину. «Небольшое семейное мероприятие», по словам миссис Хармс, на котором я должна выглядеть подобающе.
Ну-ну, знакомство с восхищающимся мною заочно женихом, как же.
Я помусолила идею нарядиться в ярко-алое вечернее платье со стразами – имелось в моем новом гардеробе и такое – и накраситься как падшая женщина, но со вздохом от той идеи отказалась. Она заманчива, но ни один знающий меня хоть немного человек на этот цирк не купится. А у мистера Хармса наверняка на меня собрано подробное досье, к которому его помощник, разумеется, имеет доступ. Нет, тут нужно что-то другое.
Пока что побуду самой собой.
Впрочем, с этим тоже оказалось все сложно. Найти в шкафу наряд без рюшей и обильного кружева стало задачкой не из простых. Я, конечно, девочка, но мне и не пять лет, чтобы юбочка колоколом и рукава фонариками! Взрослой самостоятельной женщине, работавшей в лучшем издательстве города, подобная фривольность не к лицу.
Пришлось спарывать лишнее. Беатрикс поахала, попричитала, но села рядом – выдергивать торчащие не к месту нитки. В четыре руки мы успели как раз к вечерним сумеркам превратить одно из аляповатых платьев в нечто приличное.